К такому выводу пришла директор петербургского Музея Кирова Татьяна Сухарникова, которая стала первым исследователем уголовного дела «О злодейском убийстве товарища С.М. Кирова». По доверенности от родственников убийцы Кирова — Леонида Николаева — она получила доступ к 58 томам дела, которое хранится в Центральном архиве ФСБ РФ, в том числе к дневникам убийцы, пишет газета «Время новостей».
О версиях убийства Кирова спорят до сих пор. Расследованием гибели легендарного коммуниста занимались сталинское руководство, хрущевская комиссия 1956 года и еще несколько партийно-правительственных комиссий вплоть до 1989 года. Но выводы этих комиссий противоречивы и неоднозначны.
Крохи обнародованных фактов лишь мифологизируют происшедшее 1 декабря в Смольном. Точно известно только имя убийцы. Им оказался сотрудник Института истории ВКП(б) Леонид Николаев, который через месяц был расстрелян как глава «террористической группировки».
Кем же был Николаев — народным мстителем, маньяком-одиночкой, ревнивым мужем или наемным убийцей? Версиями полнились как научные, так и популярные журналы эпохи перестройки. Те и другие объединяло одно — практически полное отсутствие документов для анализа. Гипотез осталось множество и ныне. Главная из них: дескать, убийство носило политический характер.
Если в сталинское время официальная версия гласила, что Кирова убила группа «заговорщиков — врагов народа», то в перестроечное возобладала иная — Кирова убил Сталин, чуть ли не лично организовавший теракт на своего «антипода-конкурента».
Однако, получив доступ к 58 томам дела, которое хранится в Центральном архиве ФСБ России, директор петербургского Музея Кирова пришла к выводу, что убийство не было политическим. К этому выводу ее подтолкнуло в том числе и прочтение дневников убийцы.
По доверенности от родственников убийцы Кирова — Леонида Николаева — она получила доступ к 58 томам дела, которое хранится в Центральном архиве ФСБ РФ, в том числе к дневникам убийцы.
Куда делась охрана?
По данным официальной экспертизы, проведенной сразу после гибели Кирова, он был убит выстрелом в затылок с расстояния пять шагов, и смерть наступила мгновенно, хотя в течение чуть ли не полутора часов его пытались реанимировать. «Согласно официальной версии, Николаев проходит в Смольный. Просит у сотрудников обкома и горкома пропуск в Таврический дворец, где должен был выступать в тот день Киров. Встречает Кирова на третьем этаже, когда тот идет по длинному коридору к своему кабинету. Чтобы попасть туда, Киров должен свернуть налево, в маленький коридорчик. Вот здесь и раздался выстрел. Пуля попала в затылок», — реконструирует Сухарникова картину преступления, основываясь на изученных ею документах.
«С охраной особая история, — продолжает Сухарникова. — Второго декабря, через сутки после убийства, при странных обстоятельствах погиб сопровождавший Кирова на третьем этаже оперкомиссар Борисов. Он был обязан провожать Кирова в кабинет, ожидать его из кабинета, провожать до выхода из Смольного».
«По факту гибели Борисова велась проверка. Все шесть кировских комиссий опирались на показания «очевидцев» о том, как он сопровождал Сергея Мироновича, как обычно, следуя на небольшой дистанции. Киров повернул за угол, когда раздался выстрел. Борисов прибежал на звук первым, став первым свидетелем. Так вот, 2 декабря его везли из здания УНКВД в Смольный в кузове грузового автомобиля. И этот грузовик вдруг кузовом «впечатался» в стену «против дома №50″. Остается заметить, что против дома №50 находился оперативный отдел УНКВД. Борисов умер от черепно-мозговой травмы…», — рассказала директор Музея Кирова.
В советское время считалось, что Киров вообще охрану не любил и даже по городу перемещался без нее. Однако Сухарникова утверждает, что это «абсолютный миф». «Любить, может, и не любил, но ходил обязательно с охраной хотя бы потому, что такова была дисциплина. 1 декабря, как обычно, Кирова последовательно сопровождали как минимум девять человек», — указала она.
«Киров абсолютно человек Сталина»
«Из гибели Кирова Сталин извлек политическую выгоду, законодательно закрепив возможность расправы над любым попавшим в жернова карательной системы. Ведь сталинское «правосудие» с этого момента окончательно стало карательным — постановление от 1 декабря является завершающим и главным в серии законодательных актов, лишающих подсудимого каких-либо прав, даже самой презумпции невиновности. Этот закон дал абсолютную свободу фальсифицировать обвинение. Приведение смертного приговора в исполнение немедленно лишает суд возможности исправить собственную ошибку», — отмечает Сухарникова.
«Но это вовсе не значит, что Сталин был организатором и заказчиком убийства Кирова: все мероприятия НКВД и действия Сталина скорее свидетельствуют об обратном, — указывает директор Музея Кирова. — Власть была шокирована происшедшим, быстро «сгруппировался» только Сталин и развернул ситуацию в свою пользу: не только новое карательное право, но и сама социальная ситуация, нагнетание истерии и страха были выгодны ему — для укрепления единоличной власти».
Киров в историографии советского времени традиционно представлялся как антипод Сталина, как демократ и гуманист. Однако, по мнению Сухарниковой, Кирова и Сталина нельзя назвать антагонистами: «Киров абсолютно человек Сталина, единомышленник, если говорить о взглядах на государственное устройство и методы социалистического строительства. Его демократичность, демонстративно легкое общение с рабочими, хождение в народ никак не противоречат его карательным устремлениям. Нельзя рассматривать Кирова в отрыве от эпохи, которую он сам же и формировал».
Напомним, после смерти Сталина Никита Хрущев озвучил собственную версию гибели Кирова. По его мнению, Сталин так боялся конкуренции столь популярного в народе Мироныча, что приказал его убить. Киров якобы всерьез претендовал на пост Генерального секретаря, а Сталин не хотел отдавать ему власть. Но если в первом случае Зиновьев публично признал свою политическую ответственность за убийство Кирова, то версия Хрущева не была подтверждена вообще никакими документами, пишет сайт macbion.narod.ru.
…Однако на официальных версиях прошлых лет свет не заканчивается. В настоящее время историки склонились к выводу о том, что Николаев был убийцей-одиночкой и “замочил” Кирова исключительно из ревности. Причиной тому стала любовная связь Кирова с женой убийцы — Мильдой Драуле. В 1925 году Николаев работал в Лужском укоме комсомола, где и женился на этой рыжеволосой красавице. После переезда в Ленинград Николаев, как известно, часто менял работу, иногда вообще был безработным, а Мильда в это время служила официанткой в секретариате Кирова. Сергей Миронович отличался любвеобильным характером и хорошеньких дамочек никогда не пропускал.
«Как вы понимаете, никаких прямых указаний на любовную связь Кирова и Мильды в деле нет. Мильду допрашивали через 15 минут после убийства Кирова, где — не указано. Никаких материалов, свидетельствовавших, что она в день убийства виделась с Кировым, разумеется, нет, — рассказала Сухарникова, пишет газета «Время новостей». — Напомню, что Николаева и еще 13 человек к процессу подвели как «членов террористической подпольной антисоветской группы, образовавшейся из числа участников бывшей зиновьевской оппозиции в Ленинграде». Материалы уголовного дела фабриковались исходя из политического заказа. Поэтому в деле, например, отсутствует план места происшествия. По всей видимости, Сталину было что скрывать».
«Предстоит еще провести дополнительные криминалистические исследования, чтобы окончательно доказать, что такая связь существовала. На сегодняшний день мы можем опираться скорее на косвенные признаки. Но главным мотивом Николаева все же, предполагаю, было увольнение с работы», — отметила историк.
Дневники убийцы
Дневники Леонида Николаева долгое время считались фальсификацией: якобы их написали уже во время следствия за Николаева — для подтверждения его террористических намерений. Однако Сухарникова убеждена, что читала написанное рукой Николаева.
«Он, кстати, писал просто хронику своей жизни, намереваясь рассказать детям, когда подрастут, о себе, о жене, о событиях, которые его глубоко волновали. Например, в дневниках есть описание его революционной юности, когда он едва не на баррикады лез в 1917-м, — рассказала Сухарникова. — Поначалу, видимо, Николаев хотел, чтобы жена, Мильда Драуле, вела записи попеременно с ним. Таких записей не так много, и все они касаются детей».
По словам Сухарниковой, по текстам видно, что в течение последнего года жизни Николаев страдал графоманией: «Дневники начинаются с биографии и с подробнейшей генеалогии. Там же его рефлексия по поводу увольнения с работы в апреле 1934 года».
«Николаев работал в Институте истории партии разъездным инструктором, институт располагался на Мойке, 59, в здании Делового клуба. И уволили его за отказ подчиниться партийной дисциплине, — рассказала историк. — Из ВКП(б) исключили с той же формулировкой. Дело в том, что тогда в институте шла мобилизация коммунистов на транспорт, а Николаев отказался ехать в долгосрочную командировку, сославшись на плохое здоровье и на то, что у него двое маленьких детей».
Сухарникова рассказала, что в материалах архивного следственного дела есть письмо-жалоба Николаева Сталину: «Николаев пишет руководству Ленинградского обкома, конечно, и руководителю — Кирову. Безрезультатно. Несколько раз пытается попасть к Кирову на прием и столько же раз получает отказ. Озлобляется еще больше. Это видно по записям: «…Всем написал, больше некому — писал К., Стал., Политбюро, КПК — но никто не обращает внимания. С какой силой я защищал все новое, с такой же нападаю».
По словам Сухарниковой, в тот же период на страницах дневников появляются наброски маршрута движения машины Кирова к Смольному, а также машины и мотоцикла сопровождения. «Все остальное, кроме осуществления плана убийства, к осени 1934 года Николаева уже не интересовало, он стал рассеянным, совершенно замкнутым, — говорит историк. — Некоторые записи отрывочны, носят характер обреченности: «Придите к моим холодным ногам», «…Умереть мы будем рады», «Предрешая свою судьбу, я не хотел бы расстаться с жизнью на 10-20 лет раньше». Вообще эти дневники дают широкое поле для деятельности психолингвиста-графолога», — отмечает она.
ЦА ФСБ РФ. Из архивного следственного дела «О злодейском убийстве тов. С.М. Кирова».
Письмо Леонида Николаева Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.Сталину. Публикуется впервые. Орфография и пунктуация сохранены.
Москва — ЦК ВКП(б) — т. Сталину
Я апеллировал на возникшее дело по Ленингр. Ин-ту истории ВКП(б), но вопрос этот не находит живого отклика. Сегодня исполняется ровно м-ц как я послал заявление в КПК при ЦК-те партии, но оттуда положительных результатов я до сих пор не имею.
Однако я не хочу понести не заслуженную кару, вместо помощи меня дергают 5 м-ц — я обращаюсь к Вам постолько, посколько хватает моих сил!
Идя по линии наибольшего сопротивления я убежден в своей правоте.
Все 18 лет моей трудовой работы пошли на пользу партии. Мать старушка продолжает непрерывно работать 4-ый десяток лет — безграмотн. на производстве.
В борьбе за генеральную линию партии я был на ответственном участке… р-н. Но это в расчет не принимается и я сижу 5 м-ц без работы, все это на мне так глубоко отразилось что остался совершенно беспомощный и болен.
Я прошу уделить внимания, остаюсь в надежде на оказание помощи — предоставления лечения.
Я прошу дать мне работу — иначе вне партии вне активного участия в борьбе за новую жизнь — мне ни жизнь ни работа ни дорога.
Член ВКП(б) п/б 0156289
Николаев Л. 25/VIII-34
