Вот, что пишет БГ в небольшой главке «Два слова об авторе»: «Всей культурой, которая есть во мне, я обязан своей маме. Она всегда считала своей первейшей обязанностью наполнить меня до краев тем прекрасным, что происходило в доступном там тогда мире культуры. Если в Филармонии играли Баха или Равеля; если приезжал театр Образцова и билетов просто не было в природе; если в каком-то клубе только один сеанс шла недоступная «Великолепная семерка» с Юлом Бриннером – благодаря маме я оказывался в правильном месте в правильное время. Все, чего было «не достать» из искусства, ее стараниями рано или поздно попадало мне в руки, пусть даже на одну ночь… Глядя на нее, я научился не стесняться испытывать восторг при виде прекрасного – и это открыло для меня бесконечный мир. С плодами такого воспитания вам приходится иметь дело и по сей день. Ничего лучше со мной случиться не могло. Мама – спасибо!»
В книжке три большие главы – «Детство и Юность», «Борис» и «Боренька», пишет Фонтанка.ру. Детские и юношеские годы Людмилы Харитоновны прошли в Ленинграде. Необычайно любопытно читать, как она немногословно, но емко и точно рассказывает о Ленинграде довоенном, блокадном и послевоенном. Людмила Харитоновна вместе с родителями жила в коммуналке на Пушкинской улице, и ведь именно на той же улице, в арт-центре «Свободная культура» теперь находится репетиционная база «Аквариума».
«Я выросла на литературе. Читала все книги, которые были у соседей», — пишет Людмила Харитоновна. Не приходится сомневаться, что любовь к литературе, искусству, культуре в самой наиполнейшей мере передались ее единственному сыну.
Вторая глава – «Борис» — посвящена мужу Людмилы Харитоновны, отцу БГ. Я тоже неплохо его помню, но при нашей с БГ дружбе уже в те давние теперь годы мне больше доводилось общаться с его мамой и бабушкой, чем с папой. Помню, однако, что Борис Гребенщиков–старший был человеком сдержанным и приветливым. Вследствие того, что он был много занят на своей работе, да и Людмила Харитоновна об этом пишет – то к нашим с БГ роковым делам и интересам относился не слишком с большим вниманием. Борис Гребенщиков-старший в молодые годы был сотрудником НИИ Морского флота, часто ему приходилось бывать в командировках на кораблях, он изобретал морские приборы, а в дальнейшем стал работать директором завода, производившего приборы по его же авторским патентам. Из жизни ушел рано, в 1975 году… «Я без него уже столько лет, но мне его так не хватает, — пишет Людмила Харитоновна. — Он всегда рядом».
Третья, самая большая глава книги, «Боренька» — разумеется, о сыне, про сына, вокруг сына. Ведь из цитаты БГ, с которой начинается настоящая статья, становится очевидным, что именно благодаря Людмиле Харитоновне создан духовный фундамент для образования «Аквариума». Кстати, она нередко и с немалым интересом, удовольствием посещает «аквариумные» выступления. Однако Людмиле Харитоновне все же больше нравится, когда звучат классические «аквариумные» песни – кстати, не ей ведь одной, — но только сие не означает, что ей не интересно новое. То, что она написала в своей книге, можно, на мой взгляд, считать своеобразной и краткой историей прославленной группы. Первые годы «Аквариума», его становление и развитие, «Аквариум» в кино, на Западе, «аквариумный» круг…
Борис Гребенщиков: «Я давно подзуживал маму написать не про меня, а про ее детство» (Из интервью газете «Известия»)
— Накануне этой нашей встречи ты сказал мне, что понял, почему сейчас не появляется новых Майков и Цоев. Ты это действительно понял или просто реагируешь на распространенный сегодня тезис и хочешь его прокомментировать?
— Я тебе издалека начну отвечать на этот вопрос. Давно знаю по собственному опыту, что концерты, за которые мы НЕ берем денег, для меня лучше и интереснее, чем все остальные. Последние полтора-два года я пытаюсь вводить такие выступления в систему — вплоть до глупости, до того, что приходится самим доплачивать, чтобы, скажем, нам поставили аппаратуру в какой-нибудь школе. После выступления в Альберт-холле начал задумываться о таких концертах в расширенном масштабе (речь идет о двух выступлениях «Аквариума» в знаменитом лондонском зале — сначала по приглашению духовного наставника БГ Шри Чинмоя, а год спустя — на концерте памяти Чинмоя. — «Известия»). В Альберт-холле мы гонорар не брали. В Нью-Йорке в конце августа за аналогичное выступление тоже не возьмем. Уже готовится такой концерт в Париже. Надеюсь привезти эту программу и в Россию и доказать утопический тезис, что можно развести музыку и деньги. Сделаем бесплатные билеты и все прочее.
Неожиданно я нашел теоретическое обоснование такого подхода в книжке по укладу Древней Индии. Там написана простая вещь: есть сообщество музыкантов, принадлежащее к четвертой касте — касте ремесленников. Они играют музыку за деньги, и это их жизнь. Представители же трех высших каст, если они возьмут деньги за выступление, нарушат закон и лишатся места в своей касте.
— И кто там в трех высших кастах?
— Брахманы. Они могут писать музыку, исполнять ее, сколько угодно, но не за деньги. Иначе утратят вдохновение.
— Так, а Майк-то с Цоем тут каким боком? Они брахманами, что ли, были?
— Здесь я ничего не могу сказать, поскольку в России эта система распространена не так, как хотелось бы. Но в 70-80-е годы никому из нас в голову не приходило, что создание музыки может диктоваться деньгами. То, что делали Майк, Цой, Башлачев, Юрка Шевчук, мы, «Странные игры», Костя Кинчев, деньгами никак не определялось. Мы могли попасть в милицию, а получить деньги — вряд ли. И ни одна песня не диктовалась финансовыми интересами. «Аквариум» создался в 1972-м, а первый официальный гонорар мы получили в 1986-м. Как минимум 12 альбомов мы записали без единой копейки, только на энтузиазме.
А с тех пор, как музыка стала бизнесом, вдохновение ушло. Это мое личное ощущение. Те, кто продолжает писать, делают это уже не так интересно, как тогда. А у начинающих нет такой силы воли, чтобы не замечать соблазн денег.
Помню свое знакомство с настоятелем буддийского дацана в Петербурге, он еще и лекарь хороший. Однажды он пришел лечить кого-то из моих домочадцев. И мне нужно было как-то выразить свою благодарность за это, оказать помощь дацану. Но настоятель мне сказал: «При всем уважении к вам деньги я взять не могу, потому что лечу сегодня». Я пояснил: «Так ведь не вам же даю, а дацану». Он в ответ: «Вы не понимаете. Когда я лечу, то не имею права даже находиться рядом с деньгами, ибо такое нахождение может лишить меня способности лечить». И я понял, что это правда. Так и с музыкой. Если люди занимаются ею от души, то они не могут брать за это деньги.
— Только что в издательстве «Амфора» вышла книга твоей мамы с твоим кратким предисловием. Как ты отнесся к этому проекту?
— Я давно подзуживал маму написать не про меня, а про ее детство, потому что мне нравится стиль ее изложения. Она написала вот такую книгу. То, что получилось, мне понравилось. Хотя там, где она пишет про меня, я себя не вижу, ибо воспринимаю себя по-другому. Но сама история девочки, родившейся в довоенном Ленинграде, прошедшей блокаду и все остальное, — это, по-моему, очень сильный текст. Потому что люди забыли, как все было на самом деле. Весь ужас и всю красоту того времени.
— Игги Поп в известном интервью журналу Rolling Stone сказал, что в принципе никого из русских рок-музыкантов не знает, помнит только одного парня, приехавшего во время перестройки из России на Запад и захотевшего стать здесь вторым Дэвидом Боуи…
— Я хорошо помню это интервью. Рад, что Игги острит по моему поводу. Но мне он говорил, что ему нравились определенные вещи, которые я тогда делал. Впрочем, и Игги, и сам Боуи в разговорах предупреждали меня об опасности потерять русскость, стать американцем. Однако, как показала жизнь, самоидентификацию я, по счастью, не потерял.
