Эйфман назвал балет «Онегинъ. Online», перенеся действие в наше время. Как рассказал мастер на пресс-конференции в Петербурге, премьера пройдет 3 марта на сцене Александринского театра.
«Я поместил пушкинских героев в новые обстоятельства, когда старый мир рушится и жизнь диктует новые правила, чтобы ответить на волнующий меня вопрос: что есть русская душа? Сохранила ли она свою самобытность, свою тайну, свою притягательность, и как распорядились бы сегодня своей судьбой герои романа», — сказал Борис Эйфман. Вдохновляясь поэзией Пушкина, он создал «свою поэзию, хореографическую». Классическая канва спектакля построена на музыке Петра Чайковского, но не из одноименного балета, а из «Времен года», симфонических поэм и двух квартетов. В балете она переплетается с хитами группы «Автограф», популярной в переломные 90-е годы. А именно это время угадывается в спектакле.
Этой постановкой мастер завершает своеобразный триптих, над которым он работал последние годы. В него входят также «литературные балеты» — «Анна Каренина» и «Чайка» — в них реализованы возможности современного психологического балетного театра, пишет Газета.ру.
СЮЖЕТ «ПЕРВОГО КАНАЛА»
Борис Эйфман рассказал о постановке в интервью «Российской газете».
— Борис Яковлевич, понятно, что все, что вы создаете, не случайно. Очевидно, не случаен и «Евгений Онегин».
— Конечно. Этот спектакль завершает своеобразную трилогию, которую я создал в последние годы: «Анна Каренина» по мотивам романа Толстого, «Чайка» по Чехову и, наконец, «Евгений Онегин. Online» по мотивам романа Пушкина. Таким образом мы как бы демонстрируем, к чему стремится наш театр — к созданию драматического, психологического театра.
— У искусства танца есть преимущество перед драматическим театром — вы априори освобождены от «пошагового» изложения хрестоматийного сюжета. Поэтому вы говорите «по мотивам» того или иного произведения?
— Безусловно, заполняя пустое пространство эмоциями, идущими от пластики тела, насыщая общеизвестные движения чувственностью и энергетикой, мы создаем своего рода психодраму. Не иллюстрацию «Евгения Онегина», а выражение моих фантазий, моего видения этого произведения.
— Юрий Лотман утверждал, что за дальностью лет уже мало остается надежды, что смысл «Евгения Онегина» вообще когда-либо будет понят. А вы не побоялись ступить на эту территорию?
— В том-то и дело, что я имею большую привилегию в данном случае. Если бы мне надо было оперировать поэтическим языком Пушкина, я, может быть, и не решился бы браться за «Онегина». То, что сделал Модест Чайковский в опере (Модест Ильич Чайковский — брат Петра Ильича — написал либретто к знаменитой опере. — Прим. авт.), по большому счету достаточно вульгарно. Он взял из романа Пушкина кусочек оттуда, кусочек отсюда. Но гениальная музыка сняла все вопросы, а победителей не судят. Я бы на такое не решился, если бы я не был хореографом. А так я свободен. Я читаю поэзию, а потом сочиняю свое, совершенно самостоятельное произведение искусства.
— И все же почему вами выбран именно Пушкин, а не, скажем, Гоголь? Ведь в этом году отмечается его юбилей.
— У Гоголя нет любви. А у меня, уж извините за банальность, без любви не получается. Гоголь же, да, фантасмагоричен, интересен, но для меня он — «оскопленный» художник.
— А Пушкин близок?
— Да, Пушкин для меня очень любопытная фигура. У него эмоциональное, страстное восприятие жизни. Не закомплексованное в отличие от Гоголя, который жил в панцире своих иллюзий. А Пушкин — это такое дитя природы. Африканская кровь, что уж тут говорить.
— А кстати, вы никогда не задумывались над парадоксом — у истоков золотого века русской культуры XIX века стоит «африканец» Пушкин.
— Это, кстати, тоже одна из причин, почему мне близок Пушкин. Инородец в России — особая тема в нашей стране. И более того — инородец, который стал знаком русской души, русского духа. В какой-то степени, по-своему, со всеми оговорками, я повторяю его судьбу.
— Хорошо, а почему «Евгений Онегин»? Да еще и online? Почему, скажем, не «Пиковая дама»…
— Маниакальная страсть Германа мне тоже не близка. Мне было бы трудно фальшивить с самим собой, придумывать чуждые мне концепции. Мне не близка страсть к деньгам, к картам, к выигрышу. Я не хожу в казино — мне это неинтересно. У меня своя «игра», и я играю по-крупному. Герман торговался не с Богом, а с темными силами. И ему нужно было одно, а мне — совсем другое.
А что касается «Евгения Онегина», то, во-первых, эта история, которая своей драматургией просится на балетную сцену, потому что это история о нереализованной любви. А во-вторых, этот роман, как известно, «энциклопедия русской жизни», в нем Пушкин создал удивительно точный архетип русского характера своего времени, сотворил поэтический образ русской души, загадочной, непредсказуемой, необыкновенно чувственной. Я перенес пушкинских героев в наши дни, в новые обстоятельства, более драматические, даже экстремальные, когда старый мир рушится и жизнь диктует новые правила. Поэтому-то в название спектакля я добавил слово «online» — чтобы указать на временную универсальность этого произведения. И поэтому же сочетаю великую музыку Петра Чайковского с музыкой рок-группы «Автограф», которая была очень популярна в начале 90-х, именно тогда, когда зарождалась история наших Онегина и Татьяны. Этот эксперимент мне был необходим для того, чтобы ответить на волнующий меня вопрос: что есть русская душа сегодня? Сохранила ли она свою самобытность, свою притягательность?
— Художники часто наполняют свой мир знаками. Например, Тарковский был пленен символом зеркала. Есть ли у вас знаки, выражающие ваше мироощущение?
— Я, напротив, всегда стараюсь выйти за рамки знаков, символов, границ, круга, квадрата, треугольника. Почти в каждом знаке для меня, как в дорожном знаке, таится ограничение. Впрочем, человеческое тело — самый близкий мне знак. Тело для меня — знак и провокатор. Когда я не вижу тела, я пребываю в пассивном состоянии. Когда же я его вижу, то начинаю фантазировать, и я практически не управляю этим процессом, который идет помимо моей воли. Есть элемент какого-то древнего шаманства, который находит свое воплощение в танце. Это счастье — иметь возможность передать страсти, которые внутри меня, через молодое и прекрасное тело. Тем более когда собственное тело стареет, а чувства и эмоции становятся острее, экспрессивнее.
— Тела звучат для вас как разные инструменты? В одном вы слышите скрипку, в другом — контрабас, а в третьем — фагот?
— Я не собираю такого рода «оркестр», но, действительно, каждое тело, имея определенную, только ему свойственную тональность, рождает во мне определенную мелодию.
— Каждая из которых сводится к общему знаменателю — какому?
— У меня нет собственной философской программы, которую я хотел бы воплотить на сцене. Все-таки мое искусство не декларативно, а эмоционально. Но тема, выстраданная мною, есть — тема свободы человека как личности, свободы, данной Богом как дар.
