— Вы проводили концерты «Не стреляй», вы приходили на «Марши несогласных», у вас есть гражданская позиция и вы ее выражаете, в отличие от многих других музыкантов. Скажите, вы не ощущаете себя в одиночестве?
— Нет. Я ее выражаю. Мир по-прежнему сходит с ума, Маша. Глобальная экономика подхватила насморк. Мы живы, нормально. Вот «Не стреляй», да? Главное, что могу сказать…
Вот когда я очень сильно переживал, когда я объявил минуту памяти по всем убиенным со всех сторон, — 20 лет ведь идет гражданская война, национальные войны, конфликты уже 20 лет, с 1988 года, — и когда «Олимпийский» СКК, 15-20 тысяч народу, вы знаете, когда предложил минутой молчания помянуть всех погибших на этих ужасных войнах, вы знаете, в зале была такая тишина… А я стоял и думал: вот сейчас кто-нибудь что-нибудь крикнет, гаркнет, какой-нибудь ужас произнесет, или еще что-нибудь. Вы знаете – ничего! Полная тишина.
И я увидел гражданское общество, которое может быть на минуту на эту, но все-таки вот эта наша публика, которая пришла разделить с нами наши сомнения, наши размышления по поводу вот этих всех войн, которые сейчас происходят, — я увидел гражданское общество. Я может быть говорю пафосно, но эта минута… я просто очень возрадовался и был счастлив.
— А произошло ли какое-то изменение? Вы выступаете в течение многих лет, вы можете сказать, что глаза этих людей стали какими-то другими?
— Могу сказать. Они стали близкими, родными. Потому что искусство, оно влияет косвенно, но когда ты видишь в этих глазах сопереживание, это очень важно. Это человечно. И ты понимаешь, что концерт получился. Больше ничего не нужно.
— Вы выступаете, потому что у вас есть чувство сопереживания. Почему это чувство…
— Да оно у всех есть! У всех есть.
— А почему никто не выступает, кроме вас?
— Ну, почему? Все выступают.
— Все выступают с концертами, и не выступают с гражданской позиции, не выступают против…
— Даже Володя Двордик, когда мы сделали вот эти концерты «Не стреляй», — он такой большой шутник, наш художник, — он сказал: ну что, Юра, следующий концерт, я думаю, надо назвать «Не укради»! Мы так весело хохотали! А неплохо звучит, да? Вы идете по Москве, и вдруг огромный плакат ДДТ «Не укради». Потом: «Не прелюбодействуй». А что? Еще десять концертных программ у нас будет, есть, над чем работать. Нормально.
— Отлично. Я только «за».
— «Не укради», да? Конечно, смешно. Но, с другой стороны, и не очень. Но злободневно же… «Не укради».
— А кто будет иначе за это выступать?
— Придут люди, опять на минуту какую-то наступит на концерте гражданское общество. Замечательно! Я видел будущее. Я видел будущее России, замечательные глаза! Если этих пацанов наших не поубивают на этих войнах, на фарш их не пустят, мозги молодежи нашей, в результате вот этих идеологий, я думаю, в России будет все очень хорошо. Замечательная будет страна! Я абсолютный оптимизм. И кризис тоже, Маша.
Ну, все воют, тяжело, конечно. Ну, может быть, возможно рабочие нашей страны подойдут к тому, что надо организовывать независимые, настоящие профсоюзы. Понимаете, художник он ведь такая вещь-то – голодная. Блестяще голодная! И нашему брату кризис как бы по рок-н-рольному барабану. Вот. Художнику любому.
Мы все блестяще голодны, и кризис дает возможность нам всем выйти из этой стабильности, стагнации, посмотреть мир, вглядеться в отражения свои в этих бесчисленных зеркалах Вселенной, да? И на что-то решиться можно. Как-то, может быть, наше правительство повернется к Куршевелю задом, а к народу передом, струхнув вот этого коллапса экономического. Не знаю… Но это всегда интересно. Это жестоко, но это интересно.
— У меня вопрос. Вот вы выступаете против милитаризации, против навязывания образа врага, против вот этой ненависти…
— Конечно, конечно.
— А вы говорите о том, что кризис нас может как-то вывести, вы смотрите с оптимизмом в глаза, видите отражение…
— Я очень рад, что цена на эту дрянь, — извините за грубое слово — на эти углеводороды упала, и халява эта закончилась.
— Я хочу просто понять: а что все-таки нас вытянет? Что станет такой мобилизующей силой?
— Начнем думать. Начнем думать!
— Ну, думать о чем? И кто будет вот этими, которыми начнут думать первыми, которые поведут за собой остальных?
— Просто будем думать. Это уже немало. Когда человек задумывается, это уже какое-то начало какого-то пути.
— А когда в России такое было?
— Да много раз было! В 91-м задумались, в 85-м задумались… всегда задумывались. Нормально.
Юрий Шевчук на «Марше несогласных». Фото joymusic.ru
— А почему всегда задумывались, задумывались, а потом – раз! И обратно. Почему?
— Потому что мы вот такие… азиаты. Очень любим свое коллективное бессознательное. Очень любим царей, императоров и очень любим не думать при этом. Просто за нас все должны решать! До сих пор эта тоска, она из нас прет всех… как то вот дядя Вова и дядя Дима за нас все решат, подумают, придумают.. Ну, да, есть это. Но мне кажется, что-то меняется. Меняется! Потому что я вижу много молодежи, может быть поэтому я так молод и оптимистичен. Хотя молодежи сейчас тяжело выживать. Но и нам было нелегко! Но, с другой стороны, много, много светлых мыслей, светлых голов сейчас. Много интересного.
— А где вы видите светлые мысли? Где вы находите светлые головы?
— Я общаюсь. На кухнях, конечно, не по телевизору. По телевизору светлую голову увидеть очень сложно. Посредством общения, на кухнях, где-то, где мы репетируем, на студиях, на концертах, после концертов. У меня после концертов, бывает, в гостинице набивается полный номер молодых девушек, юношей, и мы с ними сидим на полу и размышляем о мире, о жизни, о России. Обо всем. Замечательные ребята у нас!
— А вот эти замечательные ребята, с которыми вы собираетесь на кухнях, я надеюсь, их много…
— Процентов 15-20. Это немало, кстати. Остальные, конечно, все с пивом на улице. Но…
— В 80-е годы все хотели свободы, было ощущение, что вот этот вот занавес должен рухнуть, вот эта вот система подавления личности должна исчезнуть…
— У меня песенка была: «Ты жаждешь свободы, но не знаешь, как эта баба страшна». Да, была такая песня…
— А сейчас то что будет? Вот на чем оно будет?..
— Что будет, что будет… Жить будем, Машенька! Жить будем, любить будем…
— Человек труда появится…
— Маша, каждый на своем участке фронта должен пахать, работать, и по возможности, честно. Вот и все. Я ведь никакой не политик, и не Кашпировский. Я не обещают, что у всех волосы позеленеют, понимаете? Работать надо, жить, думать. Находиться в динамике.
— Вот сейчас много молодых, они живут, они думают. Почему этого недостаточно? Что вас заставляет думать, что их станет больше? Вы говорите «изменится». Вот сейчас плохо. Сейчас же плохо?
— Конечно, сейчас социальные… как там правильно? – лифты – отсутствуют. Они все сломались, и молодежи вдумчивой, умной очень трудно придти в политику, еще куда-либо. Трудно честному молодому человеку пробиться во власть, рулить страной. Но, тем не менее, я считаю, что вот это количественное, да? – оно перерастет в качественное. Безусловно. Хотя, с другой стороны, масса реакции: мочи Америку, мочи Грузию, мочи тех, мочи этих, мочи всех… Этого тоже достаточно. Идет нормальная борьба, битва добра со злом.
Один журналист, когда я об этом сказал, говорит: «Извините, а вы на чьей стороне?» На что я ему сказал честно: «Наверное, когда ласты склею, я это узнаю». У меня случай был один удивительный. Мы ездили по Израилю, проезжали такую полянку – лунища огромная, облака, ночь… Я шофера спрашиваю: а что это. А это, — говорит, — Армагеддон. Я говорю: как — Армагеддон? Так – Армагеддон. Я вышел. Такая вспаханная земля, такие куски земли жирные, такие кадмиевые, коричневые… Я вышел в это поле, посмотрел на небеса… Лунища, облака летят… И меня как поразило, знаете, я думаю: вот здесь будет последняя битва добра и зла. И у меня такой вопрос: Юра, а ты на чьей стороне будешь? И я думаю: а я не знаю… Потому что я весь в иллюзиях тоже, мне кажется, что я делаю добро, а может быть…
И многие из нас не знают этого. И, может быть, и слава Богу. Хотелось бы, конечно, мысль неплохая. И каждому из нас задавать ее время от времени. А на чьей стороне ты на самом-то деле? И вот эта краткосрочная правда… Я новое слово придумал: «эвоиллюзионизм». Это которые не эволюционные процессы, а иллюзионные. Иллюзий очень много! Очень много иллюзий, что мы все встали с колен. Много иллюзий, что скоро нам всем придет кирдык. Очень много иллюзий, понимаете? А вот, жизнь – это поле. А поле перейти… Да? Как Пастернак писал. Есть. Надо жить. Надо жить, ребята. Всех с Новым годом, с новой жизнью. Все нормально! Нормально.
— Я была тоже в этом месте, где Армагеддон, и у меня было совсем другое ощущение.
— Другие мысли? У всех по-разному.
— Было зелено, прекрасный день, и это совершенно не ассоциировалось…
— Не было никакой зелени! Были куски земли…
— Там даже как-то казалось, что решающая битва уже позади.
— Валки земли были вспаханные красиво…
— Ну, вот скажите, люди считают, что поднимаются с колен. Это же навязывание каких-то старых… Это же не какая-то новая идеология!
— Нет, конечно. Старая, да.
— Старая. Может быть, оно хорошо, что старая, потому что… ну, вроде старая, вроде как понарошку, вроде скорее наносное, чем что-то очень глубинное, во что верят…
— Отсюда вопрос: не старая ли мы уже цивилизация? Если мы так цепляемся за все старое. Я еще раз говорю: я был бы полный пессимист, если бы не видел эту молодежь замечательную нашу. Нормально, нормально. Я думаю, мы еще не такие старые, еще достаточно пассионарные, мне кажется. Вполне, вполне.
— А вот скажите, вы ходили в этом году на Марш несогласных в Санкт-Петербурге. Вы почему решили, что вот я выйду? Что произошло?
— Ну, потому что я – чтобы это не пафосно звучало – потому что мне было очень неприятно, что за меня все решают, я просто имею свое собственное достоинство, и мужское и всякое. Мне было неприятно быть винтом, рабом каким-то, за которого все решают и так далее, и так далее. Меня туда, конечно, понесло, вынесло. И думаю, что был прав, и ни сколько в этом не сомневаюсь. Все нормально.
— Вы сказали, что вы на стороне добра. Вот вопрос: а ваши политические взгляды, они какие?
— Достаточно либеральные, демократические. Я считаю, что у нас в стране должен быть независимый суд, независимые исполнительная власть и законодательная. Вот три кита, на которых должна стоять Россия. Я в этом абсолютно убежден.
Фото newsmusic.ru
— Вот есть вопрос от слушателя. «По вашему мнению, какие политические силы получат власть, если предоставить россиянам возможность свободных выборов? Нацисты? Коммунисты? Может, уж лучше Путин-Медведев?»
— Я понимаю этот страх многих людей, что лучше уж там… От добра добра не ищут, и действительно…
— От добра…
— Да, да, да! И может быть Путин-Медведев, эта жесткая вертикаль. Может быть, мы как нация еще не созрели к свободным выборам. Потому что, действительно, могут придти всякие оголтелые к власти. Хорошие ораторы такие, да? Но, с другой стороны, не знаю… Я всегда стоял… Понимаете, путь вот этого страха и недоверия к людям простым, вот этого полного недоверия власти, он тоже ведет в тупик. Он ведет в тупик! Потому что воспитывать рабов, безмозглое стадо, которое голосует, как это выгодно правительству – в этом ничего хорошего нет.
Мы можем придти к тому же. И нацизм, и так далее, и так далее на таком очень большом государственном национал-социализме, что прошла Германия и многие страны. Этот путь тоже никуда не ведет. Мне кажется, здесь надо аккуратно, осторожно, без радикализма. Надо знать очень Россию, людей наших очень знать. Некоторые демократически настроенные лидеры, они все-таки, наверное, не очень часто бывают по деревням и весям, не очень много общаются с простым народом, обычным. С другой стороны, нужно , конечно, верить в свободную личность. Потому что без свободной личности… Понимаете, я человек православный, да? Но вот это вот – Царь, Православие, Народ – меня не устраивает.
А куда, Машенька, мы денем мусульман? Вот куда мы мусульман денем? А их уже полстраны. Куда мы денем другие конфессии религиозные? Мне кажется, если мы освободим все-таки личность и сделаем во главе угла свободную личность, — неважно, какой она веры, неважно какой она национальности! – если мы будем уважать этого российского мужика, российскую женщину и ребенка, все встанет на другой уровень отношений. Вот. Нам нужно человека поднимать сейчас! Человека поднимать в стране. Я еще раз говорю: просто человека, гарантировать ему свободы, чтобы его не давили разные чинуши, чтобы ему давали дышать, давали работать…
— Люди сами и приветствуют, что им не дают дышать. Может быть, они сейчас не будут приветствовать, что им не дают работать…
— Не все, не все.
— Есть опросы. Есть такой вечный спор о том, заслуживаем ли мы власть, правителей…
— Да, да, да. Что мы заслуживаем это правительство… Может быть, в этом есть какая-то сермяга. Но, с другой стороны, без свободной личности в нашей стране мы ничего не построим. Мы так же будем цепляться за эти нефтяные шприцы, у нас не будет ни экономики, никакого бизнеса, ни сельского хозяйства, ни больниц… Ничего вообще не будет! Я вот был в Онкологическом центре позавчера. Какой-то ужас просто! Эти толпы больных раком… Эти грязные лифты… Отвратительно просто! Неужели мы, имея такие деньги, ничего, ни одной больницы нормальной не построили? Ничего вот этого нет, нет уважения к личности!
— Вы знаете, я была в больнице и была свидетелем одной сцены, которая меня поразила очень глубоко. Это было прямо при входе – гардероб, бахилы… И там сразу вывозят труп человека. И подходит женщина к врачу и спрашивает: а как моя дочка? И прямо там же, при всех, врач ей говорит: а ваша дочка умерла. Она начинает плакать.
— Я много это видел. В коридорах…
— В этот момент подходит кто-то и говорит: А, Семеныч, поздравляю тебя с днем рождения. Вот откуда это? Это же неуважение к личности не от власти.
— Солдатики, которые, как говорят всякие там дугины и кургиняны, что благодаря этим солдатикам нашим мы спасли империю… а эти солдатики сейчас дохнут по коммуналкам с перебитыми позвоночниками, никому на фиг не нужные абсолютно! Как отработанное мясо, тот же фарш. Пока не будет отношения нормального к человеку, к личности, у нас ничего не будет. Не будет ни больниц – ничего!
— Я понимаю: власть плохо относится к личности, личность – к другой личности…
— Власть, мне кажется, вообще не понимает, что такое личность. Потому что она сама оттуда же.
— … какое-то иго, пришедшее ниоткуда, властвующее совершенно … (неразб)
— То же самое! Она не понимает этого, что свободная личность – это не так страшно, на самом деле. Не так страшно это все. Это хорошо, это основа жизни просто.
— Одна личность и другая личность. Без власти она понимает, что другая личность свободна? Она испытывает к этой личности уважение? Она испытывает уважение к ее свободам и потребность в собственных свободах? Вот давайте забудем про власть, оставим ее за скобками. Люди, которых вы видите?
— Разные люди совершенно, которых я вижу. Много замечательных людей. Много – не очень. Вы знаете, я просто хочу сказать людям, коли уж мне дали вот эту трибуну… Ну, ребята, ну, невозможно просто обожать правительство, монархию и вставать с колен и при этом быть просто никем! Что тебя завтра туда пошлют, послезавтра тебе дадут кусок хлеба, а послепослезавтра у тебя его отнимут.
Так жить нельзя просто! И вот наша интеллигенция, многие мои коллеги… надавали им подачек, там режиссерам – по театрику, моим рок-коллегам – по лимузину и так далее, и все рады, все довольны, сыты, никого никакая налоговая не тронет. Все хорошо, прекрасная… Мочить в ментах их не будут, потому что они неприкасаемые все… Все хорошо! Все, понимаешь, как-то вот… Я к этому сторонне отношусь, но, с другой стороны, меня тоска берет. Тоска берет, потому что та же молодежь… Тоска – вещь неплохая. Неплохая тоже.
— И продуктивная.
— Я очень злорадствую, что эта попса лишилась своих корпоративов новогодних, да. Хоть какой-то плюс.
— Ну, да. У нас какая-то была жизнь – один сплошной корпоратив.
— Сейчас его поменьше, этого пира во время чумы.
— Но тогда не было чумы, а сейчас чума, и нету пира, в принципе.
— Так и должно быть.
— К вопросу о корпоративах и обо всем этом всеобщем сотрудничестве, согласии с властью…
— Да Бог с ними! Я вот хочу сказать, что я диск записал хороший. В Париже, в прошлом году. И вот сейчас к Новому году он выйдет. Называется «Ля шопэ» (Ларек). Хороший диск… Можно, я расскажу? Политика достала уже.
— Расскажите.
— Ну, вот. Костя Казанцев, автор аранжировок – многочисленные слушатели, они знают Костю по его работе с Алешей Дмитриевичем, с Владимиром Семеновичем Высоцким. И вот как-то угораздило его и со мной поработать. Он выбрал сам песни, сам их аранжировал, и вот к Новому такой альбом. Альбом, конечно, о России. Там разные песни…
— Там есть эта песня про нефть, как раз.
— Там и про нефть. Есть совершенно свежие песни, есть очень и очень старые. Такие как «Первая осень» есть там, с цыганским хором. Играют очень много музыкантов. Мы собрали музыкантов, наверное, 60. И бразильцы там играют, и румынские цыгане, и швейцарские аккардионисты, и так далее … Такой word musical получился на русской основе, на русском языке. Так что прошу послушать, если захотите.
— Можно покупать?
— Через неделю «Навигатор Рекордс» Козин Алексей с Анечкой, они вот издадут. Буквально через неделю.
— Скажите, а ваши песни пускают на радиостанции, на телевидение?
— Иногда – да, иногда – нет. Какие-то слова вырезают, может быть, на их вкус неформатные. Вот у меня есть строчка «Когда закончится нефть…» Она, причем, написана года два назад, но сейчас она стала совсем актуальна. Там есть строчка: «… наш президент помрёт». Ну, вот все радиостанции решили вставить «пип».
— Так и чего – они согласились вставить «пип»? По-моему, очень… «…наш президент пип».
— Ну, может быть и так, да. Но я думаю, они это тоже не вставят. Ну, ладно, неважно.
— Много было вопросов на эту тему. Вас как-то притесняли? Вот вы чувствовали, что вот вам отказали в каких-то заказах, вас куда-то не пустили?..
— Концерты нам не запрещают. А то, что мы не формат уже… Вот Пятый канал. Там поменялось начальство, на Пятом канале , питерском. Он идет на всю страну, и они вот без купюр… Это первый раз, Маша, за 10 лет, когда они сами сказали: «Юра, мы снимем эту вашу программу «Не стреляй». Мы считаем, что она хороша и актуальна. И мы ее покажем без купюр». Я там сам что-то даже подрезал, какие-то вещи, которые меня ломали. А так – без купюр, без рекламы был концерт целиком, в прайм-тайм показан по всей стране. То есть, что-то, понимаете, происходит.
Документальный фильм «Земное и небесное». Фото cirota.ru
— Что-то меняется?
— Может быть, что-то меняется. Потому что люди совершенно бесстрашно показали полностью ДДТ, в чем нам отказывали очень многие телеканалы. И отказывают до сих пор, да.
— Ну, да, Пятый канал заметно выделяется своей…
— Там команда такая, очень интересная. И Пятый канал, кстати, сейчас все лучше и лучше, как-то честнее, тоньше становится. И он становится все более питерским таким. Это очень хорошо.
— Я должна вас спросить, было много вопросов от слушателей. Некоторое время назад появилось письмо деятелей культуры президенту России с просьбой о помиловании Светланы Бахминой. Вот многие люди не смогли найти под этим письмом вашей подписи. И зная вашу смелость и нескрываемую гражданскую позицию, хотят понять, почему.
— Нет, ну просто они меня не нашли — в деревне сидел. У меня там телефон не работал.
— Ну, чтобы их успокоить – вы подписали?
— Да, я подписал. Я позвонил Диме Муратову и сказал, что я подписываюсь. Запросто. Могли бы и не спрашивать. Женщину очень жалко, как впрочем, и других, которые сидят в тюрьмах. У нас вообще очень жестокие суды. Я вот иногда выступаю по тюрьмам. И когда ты видишь этих ребят молодых, которым дают 4 года тюрьмы за мобильный телефон, это, по-моему…
— За кражу мобильного телефона…
— Ну, да! А если они вдвоем украли, то 6 лет. Уже групповуха. Куда это годится? 2-3 года дают за мобильный телефон! Где-то там у метро отняли у кого-то… ну, это же невероятно! У нас сейчас закон об амнистии вообще не работает. Государство стало очень жестоким! Насколько я знаю, в начале этого года за полгода был амнистирован только один человек. А при Травкине, лет пять назад амнистировали по 300-400 человек в год.
— Скажите, а государство, оно более жестокое, чем общество?
— Да, жесткое. Суды жесткие стали. Очень жесткие.
— Но все-таки оно более жестокое, чем общество в среднем, чем люди сами по себе.
— Ну да, я думаю, так. Потому что очень много жести такой… Да, очень много. А это от страха! От страха, конечно.
— А чего боится власть?
— Я в свое время участвовал в фильме, мы с Андреем Сергеевичем Смирновым делали фильм, который тоже нигде не показали — «Свобода по-русски». О русской демократии, истории русской демократии. У меня было интервью с Грызловым. Не только у БГ, у меня тоже. Я ему говорю: а вы не боитесь, господин Грызлов, что вот вы так все гаечки прикрутили, и что бомбисты уже появятся, и уже с русскими фамилиями, и под ваши каретки начнут кидать? Потому что вы пар-то должны выпускать хотя бы из-за чувства собственной безопасности». Грызлов на меня мрачно посмотрел и сказал: «Я передам». Не знаю, кому. Но был такой диалог с ним.
Власть очень боится! Вот это продление власти – это страх! Не знаю, почему боится-то? Почему эти мигалки, охрана? Почему нужно бояться наш российский народ? Я не понимаю этого. Почему все боятся наших людей? При этом везде декларируют, что они их очень любят. Но любят как-то… из-под стекол темных автомобилей бронированых. Власть жестокая, конечно. Жесткая, очень жесткая!
— Вот вы рассказывали про свой новый альбом. Спрашивают: «А почему вы записывали в Париже? Вы говорите о рок-музыкантах, которых купили за лимузины, а сами тоже ни в чем себе не отказываете».
— Ничего подобного! Мне помогли друзья с деньгами. Кстати, Андрей Вайтко, Игорь Шкулаев… Я бы без них никогда не записал. Меня пригласил Костя Казанский. А Костя Казанский как-то в Россию не захотел приехать. Мне было интересно. Были такие творческие художественные задачи, интересно было поработать с французскими музыкантами. Нет, пафоса здесь нет никакого! Никакого пафоса нет и быть не может! Пластинка, по-моему, совершенно другая. Если вы сравните с «Прекрасной любовью» , это совершенно другой альбом. Как-то мягче. Там есть, мне кажется, шарм какой-то. Ну, есть какая-то работа, да…
Костя мне все время говорил: «Юрий, кричи шепотом! Кричи шепотом!» Как-то он надо мной поработал. И это такой мастер-класс для меня. Этого выдающегося музыканта, аранжировщика. Он мне очень много полезных советов надавал. Я с ним работал, я видел, как он расписывал аранжировки – это было большое художественное счастье для меня, с ним поработать.
То есть, никакого пафоса здесь, никакого павлина Шевчука — эх, не записать ли мне в Париже – нет!
— Вместо того, чтобы записать здесь… Понятно.
— Мы, кстати, вели его на своей студии. Там только записали.
КСТАТИ: «ДДТ»,»АВВА» и Лучано Паваротти признаны самими раскупаемыми в России исполнителями. Об этом было объявлено в начале декабря на Х церемонии вручения премии российской музыкальной индустрии «Рекордъ-2008». В почетной номинации «Альбом легенды» победил диск «ДДТ» под названием «Прекрасная любовь». «Эта награда одна из самых объективных, поскольку победителей выбирает не жюри, они определяются на основе реальных показателей», — пояснил на торжественном вечере учредитель премии Евгений Сафронов. «Лауреатами становятся те, чьи альбомы продавались в этом году лучше остальных и чьи композиции наибольшее число раз звучали в радиоэфире», — цитируют Сафронова «Аргументы недели».
— Говорят, что в России есть один вопрос, который сейчас тоже становится актуальным: уезжать или не уезжать? Вы…
— У меня вопрос этот никогда не стоял просто.
— А почему? Что для вас вот эта вот общность?
— Я люблю нашу страну и люблю здесь жить.
— А что вы любите?
— Я люблю просто.
— Вы любите что? Вот вы можете это описать? Вы любите…
— Я люблю здесь курить. Я люблю свой диван, на котором я мечтаю и что-то там в голове у меня шевелится. Я люблю своих друзей замечательных. Люблю свою маму, своих детей. Я все люблю! Я люблю эту землю, люблю наш народ, такой расхристаный. Я люблю здесь выпивать с прекрасными людьми, люблю курить. Люблю общаться, давать концерты. Для меня другой страны… Как бы я не космополит здесь, извините. Не космополит. Я люблю зайти в храм, мне там очень хорошо. И тоже не могу объяснить – почему. Не все объяснишь. Любовь разве можно объяснить? Не знаю…
— Некоторые пытаются.
— Я никогда не пытался . У меня с этим тяжело.
СПРАВКА: Юрий Юлианович Шевчук (род. 16 мая 1957, Ягодное, Магаданская область) — российский поэт, композитор и продюсер, бессменный лидер группы «ДДТ». Создатель и руководитель ТОО «Театр ДДТ».
Свои ранние песни Шевчук писал под влиянием бардов, в первую очередь Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы и Александра Галича, а также русских поэтов Серебряного века — Осипа Мандельштама, Сергея Есенина и других. Шевчук продолжал развивать тематику песен Высоцкого, за что его до сих пор нередко сравнивают с великим бардом. Основной тематикой раннего творчества Шевчука была гражданственно-патриотическая лирика, а также социальная сатира и протест.
Общественная деятельность
В политике. Неоднократно выражал несогласие со властью (в частности принимал участие в «марше несогласных», см. выше)
В культуре. Выступает против сноса исторических зданий Санкт-Петербурга, собирает информацию по утраченным в последние годы памятникам архитектуры (в частности обнародовал статистику во время экономического форума, см. выше). Является противником современной российской популярной музыки, считая её бездуховной.
