«Я пишу, а сердце разрывается от слез, боли и непередаваемой тоски… Не оставьте, пожалуйста, мое письмо без внимания, дело касается моего ребеночка, моего единственного ребеночка… Со слезами на глазах умоляю прочитать это лично», — это строки из письма 24-летней жительницы маленького городка на окраине Ленобласти Светланы Козыревой премьер-министру России Владимиру Путину.
Уже несколько месяцев пикалевцы ждут второго прибытия Путина и шлют письма в Кремль. О том, что здешним старикам не хватает пенсий, а на пикалевских улицах — урн.
ВСЕ МАТЕРИАЛЫ О КРИЗИСЕ В ПИКАЛЕВО
Все эти послания местными чиновниками переправляются по цепочке наверх — в Москву. Однако только одно из них, от Козыревой, на днях дошло до адресата — главы российского правительства — и, если верить официальному уведомлению, «было принято к рассмотрению».
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА и из семейного архива Козыревых, novayagazeta.spb.ru
«Мой сыночек Максим, как и Вы, занимался дзюдо, — обращается к премьеру Светлана Козырева. — Начал с трех лет, получил белый пояс и в апреле 2009 г. в 3,5 годика, поехал на соревнования в Петербург, завоевал свою ПЕРВУЮ медаль за III место — и ПОСЛЕДНЮЮ… Трагедия произошла до вашего первого приезда в Пикалево. И когда все радовались, что дали горячую воду, по моим щекам текли слезы. Не потому что я была не рада, а потому что мой сын пострадал из-за того, что горячую воду отключили… Но в тот момент я еще надеялась, что его спасут. А моего мальчика НЕ СПАСЛИ…»
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА и из семейного архива Козыревых, novayagazeta.spb.ru
Кроме борьбы, Максим очень рано увлекся плаванием, научился плавать в большом бассейне, в том числе на спине, и в три года прыгал с трехметровой вышки. Ходил на каток, и в три с половиной уже хорошо катался на коньках. Мальчик с рождения жил в Пикалево — это единственная причина беды.
15 мая из-за многомиллионных долгов Пикалевского глиноземного завода (ЗАО «БазэлЦемент-Пикалево», принадлежащего бизнесмену Олегу Дерипаске) перед «Петербургрегионгазом» (стопроцентная «дочка» Газпрома) последний прекратил поставки газа в город. В итоге остановилась единственная в Пикалево ТЭЦ, находящаяся на балансе завода. Двадцать две тысячи местных жителей, многие из которых к тому времени уже потеряли работу и вместе с семьями оказались без средств к существованию, лишились еще и элементарных бытовых условий: отопления и горячей воды.
«Вечером 25 мая Максик упал и локоточком задел кастрюлю с горячей водой, которая была накипячена для купания, она пролилась ему на спинку, попочку и одну ножку, — рассказывает в письме высокопоставленному адресату мать трехлетнего мальчика. — Оказав первую помощь, вызвали скорую, приехали в Пикалевскую городскую больницу. Меня трясло, в голове крутились мысли про разные плохие случаи в нашей больнице. Я не хотела сына отдавать, думала: сделают обезболивание, заберу его на ночь домой, а утром отвезу в Петербург. Но врачи мне объяснили, что ожоги дома не лечатся, а транспортировать в шоковом состоянии нельзя.
Я, естественно, согласилась на госпитализацию. Неоднократно просила, чтобы нас перевели в областной ожоговый центр. Со слов врачей: «С центром созвонились, вас там ждут, но машины нет, и будет, может быть, завтра, а может через неделю». Говорили, что везти можно только на реанимации, хотя Максик утром уже спокойно разговаривал. Я ему еще говорю: «Максимочка, как же так получилось-то, солнышко мое…»,а он мне: «Да ничего, мамочка, пройдет…» А на следующий день даже засмеялся два раза. Медсестры сказали: «Дети обычно стонут, капризничают, а он сказки рассказывает, ну умничка, такой маленький и такой мужественный».
Максим проявлял мужество почти пять суток. Все это время медики не могли найти машину, чтобы доставить маленького пациента в ожоговый центр в Токсово — в 300 км от Пикалево. По объяснениям специалистов стационара, в Ленинградской области всего два реанимобиля, которые обслуживают медицинские учреждения. С 25 по 29 мая они ездили по другим маршрутам.
— Я предлагала пикалевским врачам, — уверяет Светлана Козырева, — давайте мы сами за деньги закажем реанимацию и отвезем. Они отвечали, что нет такой срочности, что созваниваются с ожоговым центром и делают все, как они велят. Наутро 29 мая было назначено удалить пузыри под наркозом. Но вечером 28 мая пришел молодой врач — Олег Рывкин, быстро-быстро достал ножницы, я возразила: «Что вы делаете? На завтра ведь было назначено. Он мне: «Помолчи, мы знаем, что делать». Я говорю: «Вы хотя бы обезболивание сделайте, зачем издеваетесь-то?» Максимочка плачет, кричит мне: «Мама, он меня резать будет…» Обычный анальгин вкололи уже в процессе, который, наверное, даже подействовать не успел. Рывкин практически наживую удалил пузыри, намазал тельце мазью и обмотал мокрыми повязками (которые, как потом сказали реаниматологи, нельзя было накладывать). У Максика поднялась температура 39, всю ночь он пролежал мокрый. Когда утром пришел доктор, я спросила: «Как такое могло произойти?» Он ответил: «Я не могу объяснить». Повязки прилипли к попочке. Сыночек хотел в туалет, но не мог сходить… Днем переделывали операцию под наркозом. Ему стало хуже. В этот же день мы позвонили в пикалевскую администрацию, и машину дали…
На соревнованиях по дзюдо — апрель 2009 г. Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА и из семейного архива Козыревых, novayagazeta.spb.ru
Звонок родственников мальчика главе города Пикалево Сергею Веберу на фоне ухудшившегося состояния малыша помог решить вопрос. 29 мая за Максимом приехал реанимобиль и доставил его в ожоговый центр токсовской областной больницы. Мать в Токсово не взяли.
— Я выбежала из больницы, в чем была: в халате, в тапочках на босу ногу, поймала такси и поехала вслед за реанимацией, — вспоминает Светлана. — Первый вопрос, который мне задали врачи в ожоговом центре: «Почему вы так поздно привезли ребенка с тяжелейшим заражением крови?»
— Максим Козырев получил 38% ожогов 2-й степени, и 14% ожогов 3-й степени, — констатировали врачи областной больницы. — Однако самое страшное, что в процессе ожоговой болезни у него развился тяжелейший сепсис. Обнаружилось нарушение функции дыхания, что привело к осложнению на легкие. А легочные осложнения, в свою очередь, — к летальному исходу.
«В Токсово меня пустили к сыночку. На пять минут. Он попросил спеть его любимую песенку «Журавли», и я в последний раз спела Максимочке «Мне кажется порою, что солдаты…» Он уснул, и больше я не видела его открытых глазок, — пишет Путину мать. — Я знаю, что никто постоянно с Максиком не сидел. Я просила: можно я буду рядом стоять, как тумбочка, просто за ручку держать, и если вдруг что-то — то я хотя бы сразу позову врача. Но меня пускали только на пять минут в день, говорили, что он ничего не чувствует… Как-то разрешили чуть-чуть подольше остаться, и я шепчу ему: «Поправляйся, солнышко, я тебя очень-очень люблю», а у него глазоньки закрыты и слезки текут…»
Состояние трехлетнего Максима несколько дней подряд оставалось тяжелым, но стабильным. Токсовские врачи по-разному оценивали шансы ребенка на выживание: от 10 до 70%.
— Мне говорили: молитесь за каждый день его жизни, — продолжает Светлана. — Я каждый день проводила в церкви. Вечером 7 июня специалисты центра сообщили: «С ожогами он почти справился, анализы — лучше, чем были». Но молодой заведующий Александр Левков, который из всех врачей давал меньше всего шансов, сказал: «Не радуйтесь». И в ту ночь выпало как раз его дежурство… Утром 8 июня, когда я позвонила в больницу, Левков подошел к телефону: «МЫ НЕ СМОГЛИ СПАСТИ ВАШЕГО МАЛЬЧИКА», — молодая женщина рыдает навзрыд, — и добавил: «У меня тоже умер ребенок…»
«Мой сыночек был для меня — ВСЕ, — это последние строки письма матери, потерявшей сына, премьер-министру. — Вся жизнь оборвалась в один миг, в один звонок… Теперь я знаю, каково это целовать любимые губки и понимать, что это — в последний раз!.. Я не знаю, что я ТЕПЕРЬ могу сделать для своего ЧЕМПИОНЧИКА… Хотела бы заказать большой памятник во весь рост, чтобы с одной стороны Максимочка был в костюмчике дзюдо с медалью, а с другой стороны — с его любимой игрушкой — мячиком… Очень много вопросов, а ответов нет… Очень много «бы»…
Если бы не отключили горячую воду, то, возможно, ничего бы не случилось… И если бы я в эти секунды была совсем близко… Но несчастный случай может произойти с каждым, и потом мы надеемся на специалистов… Я бы очень хотела, чтобы Вы поручили провести расследование и проверить на компетентность врачей этих двух больниц. Мне сказали, что без хорошего адвоката мое дело либо закроют, либо пострадают невиновные, а такие, как Рывкин и Левков, будут продолжать работать. ПРОШУ вас, Владимир Владимирович, возьмите это дело под свой контроль. ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА! Я понимаю, что это всего лишь одна смерть, но для меня это была ВСЯ ЖИЗНЬ».
Андрей ЛИТВИНОВ, заместитель главного врача по лечебной части МУЗ «Пикалевская городская больница»:
— С тех пор, как ребенок поступает в больницу, за него несет ответственность то лечебное учреждение, где он находится.
Максим Козырев первое время был нетранспортабельным. Транспортировка в первые сутки являлась прямой угрозой его жизни. Вопрос о переводе пациента в областную больницу решался на протяжении нескольких дней. Врачи токсовской больницы отказывались забирать его по причине того, что у них все машины были на выезде. Они даже нам один раз предложили: везите сами. Если бы мы его отправили в таком состоянии, тогда к нам уже были бы вопросы: почему вы ребенка отправили в дорогу на такое расстояние, не будучи уверенными, что он эту дорогу перенесет? Санитарной авиации в Ленобласти сейчас вообще нет. Мы здесь делали все, что положено. Лечение мальчика было адекватным его состоянию и было согласовано с областными специалистами.
ПО МАТЕРИАЛАМ ГАЗЕТЫ «Новая Газета в Санкт-Петербурге»