Ученик Камы Гинкаса Антон Коваленко впервые в Петербурге выпускает эпатажную пьесу Мартина МакДонаха «Человек-подушка».
В России она известна по постановке Кирилла Серебренникова в МХТ им. А.П. Чехова, недавно номинированной на премию «Золотая Маска», пишет www.aktivist.ru.
Знаменитый ирландец Мартин МакДонах – автор циничных историй, в которых любовь – повод для убийства, а убийство – повод для смеха. Желчный черный юмор смешен в его пьесах с почти чеховской тоской по идеалу – и это именно то, что оказывается наиболее близко современному зрителю.
Сюжет пьесы напоминает классический триллер, один из тех, которых в телевизоре пруд пруди. Писателя забирают в полицейский участок, где обвиняют в зверских убийствах маленьких детей, пишет «Огонек». Одному пальцы отрубили топором. Другую лезвиями накормили. И главное — убийства в точности повторяют сюжеты рассказов, которые пишет подозреваемый. Оказывается, что убийцей был его умственно отсталый брат, которому писатель вдохновенно эти рассказы читал. Брат воспринял художественный вымысел как руководство к действию и бедных детей порешил.
Но брат этот вроде как и не виноват. Оказывается, что его родители в детстве семь лет пытали электродрелью и всякими хирургическими инструментами. То есть детство у него, как у всех маньяков, было тяжелое. А брат-писатель его спас и мучителей-родителей удушил подушкой. Обычный телевизионный триллер, словом.
Режиссер Антон Коваленко о концепции спектакля:
«Писатель-графоман, проповедующий веру в конец света, который уже наступил, в системе тоталитарного государства выглядит как апостол новой веры. Он создает миф, который хоть как-то оправдывает то жалкое, нищенское существование, на которое обрекает человека система.
А государство подталкивает несчастного графомана на создание произведений, в итоге дискредитирующих самого создателя – потому что системе нужен козёл отпущения. В этом единственная польза от писателя – возможность обвинить его во всех смертных грехах. А он и сам уже готов во всём признаться, потому что чувство вины, последнее из чувств, которые способен испытывать».
Создатели спектакля планируют с помощью жесткого, но ироничного текста драматурга, по содержанию похожему на фильмы Квентина Тарантино, расшевелить современную публику, заставив ее задуматься о вечных ценностях. Спектакль не рекомендован для просмотра лицам младше 16 лет, беременным женщинам и людям с неустойчивой психикой. В спектакле используется ненормативная лексика, пишет сайт театра «Приют комедианта».
В спектакле заняты: Наталья Высочанская, Антон Гуляев, Александр Глебов, Денис Кириллов, Аркадий Коваль, Алексей Телеш.
Премьера спектакля «Человек-подушка»
2, 3, 4 февраля
Приют комедианта
Садовая ул., 27
Человек-подушка, МХТ имени А. П. Чехова. Михал — Алексей Кравченко
Рецензия на спектакль «Человек-подушка» в МХТ имени А. П. Чехова
Коробка сцены облицована белым кафелем. Холодный белый свет. На переднем плане пытают писателя, пишет «Афиша». В его рассказах дети умирают мучительной смертью, а в жизни кто-то воплощает его сюжеты — есть подозрение, что он сам. На заднем дети в белых рубашечках разыгрывают кровавые сюжеты. Там есть детская кроватка, залитая кровью, стая окровавленных чаек, мальчик с окровавленной головой, девочка, распятая на кресте. Два плана постепенно сближаются, граница между ними тает — тогда про мучителей писателя выясняется, что они и сами страдали в детстве, а на стенах изолятора проступают следы детских ладошек. Между двумя этими мирами застрял — одной ногой там, другой здесь — здоровенный дебил в приспущенных штанах. Он тоже умрет, так и не став взрослым.
Мужчины бегут со спектакля Кирилла Серебренникова, застегивая на ходу пиджаки и чертыхаясь. Вопрос — почему бегут. Серебренников намеренно задевает публику за живое — но ровно в той степени, чтобы та получала от своих содроганий удовольствие. Рецепт этого он нашел еще в «Пластилине», позже опробовал в «И.О.» — кровавой сатире, которая шла в казанцевском Центре. Здесь с самого начала зрителю показывают обрамленную рамой сцены картинку, а двое музыкантов по бокам сцены озвучивают картинку шумовыми устройствами — будто вместо сцены перед ними студия. Тем самым с ходу сообщается: тут безопасно, происходящее — чистой воды условность. Так что четверть зрителей, покидающих театр в антракте «Человека-подушки», — это плата не за малыша в окровавленной кроватке, а за ту доморощенную философию, которой эти живописные ужасы сопровождаются. Уровень философствования здесь примерно тот же, что и в какой-нибудь «Чайке по имени Джонатан Ливингстон». Да и аудитория одна: в финале овацию «Человеку-подушке» в переполовиненном зале устраивают юные девочки.
