Сергей Шнуров — главный охальник всея Руси — появился в проекте реставрации прошлогодней постановки недавно, около двух месяцев назад, и «раскрутить» это нововведение в рекламе удалось лишь частично. Тем не менее, минимум половина публики пришла в концертный зал не оперу послушать, а на Шнура посмотреть, пишет «Коммерсант». Обнаружив любимого артиста в неканонической роли — Шнуров выступал во фраке и несколько скованно декламировал суконные тексты Наталии Скороход, лишенные всякой разговорной живости, — любопытствующие покидали зал, так и не дослушав оперу. А зря. Этот замечательный образец современной оперной режиссуры стоит трех с чем-то часов повышенного внимания.
И Шнур тут вовсе ни при чем. Ну, покричал разок с фирменным рыком, ну, помог Челлини откупорить бутылку, ну, отобрал часы у дирижера. В финале оперы все-таки по-чеховски «выстрелил» — именно Шнуров запихивает юного Челлини в плавильный котел, превращая работу либреттистов Берлиоза в собственную противоположность (фото: Валентин Барановский). В КЗ «Мариинский» ювелир, скульптор и буян Челлини не просто успел отлить статую Персея и заслужить прощение Папы, он сам стал бронзовой статуей, и, пафосным языком выражаясь, триумф жизни обернулся трагедией смерти, причем не просто так, а ради искусства. Но этот парадокс — заслуга уже не Шнура, а режиссера Василия Бархатова.
После прошлогодней премьеры, говорят, Валерий Гергиев был новым опусом юного режиссера крайне недоволен, и чудо, что его возобновление вообще состоялось. Дирижировал на этот раз не сам маэстро, а француз Лео Гуссэн, в свое время ассистировавший Гергиеву в работе над «Бенвенуто Челлини» в Зальцбурге. Команда солистов за год партии подучила, трехактный текст оперы подсократили и разбили на два действия, хор «засунули» в оркестровую яму, финал всей оперы переработали, и результат вышел отменный: театральная и музыкальная составляющие спектакля полностью оправдали друг друга.
Вот, например, трио Челлини (великолепная вокальная и актерская работа Сергея Семишкура), его возлюбленной Терезы (голосистая и необычно естественно ведущая себя на сцене Анастасия Калагина) и его богатого соперника Фьерамоска (Николай Гассиев). Челлини и Тереза сговариваются о побеге, сидя на классицистском диване в ювелирном бутике ее отца. Деланно листают глянцевые журналы, перебрасываются репликами сквозь зубы. Таскают оранжевый чемодан, примеряют отпускного вида платьишки, опять присаживаются на диванчик. Фьерамоска вставляет свои комментарии, прячась за витринами и изображая случайного посетителя. Все это в стремительном темпе, то напряженно-тихо, то с нервными выкриками, то с внезапными лирическими отступлениями. Но четко, чисто и в полном согласии с оркестром. Трио у Берлиоза мало того, что технически сложное, так еще и бесконечно растянутое и не слишком-то мелодически богатое. У Гуссэна-Бархатова оно слушается и смотрится на одном затаенном дыхании.
Или финал берлиозовского второго (а у Бархатова — первого) действия. Запутанная сцена на карнавале с публичным оскорблением отца Терезы, папского казначея Бальдуччи (характерный Николай Каменский), двойным переодеванием и убийством. Карнавал и представление странствующих актеров превратились в светский прием, на котором целому выводку «мисс чего-то там» господин Бальдуччи дарит драгоценности. Суетливо взвинченная — но опять крайне многословная — музыка Берлиоза зазвучала как саундтрек к абсолютно тарантиновскому валу событий. Карлик, одетый точно так же, как господин Бальдуччи, подходит к нему с бокалом шампанского и чокается, многозначительно подняв бровь (вот и оскорбление). Светскую публику развлекают настоящими фокусами с живыми голубями и крысами. Челлини и его соперник Фьерамоска переодеваются огромными белыми кроликами и уморительнейшим образом нависают над Терезой: «Челлини — это я! — Нет, это я!» и т. д. Вокальные партии и хор с их невнятным французским языком окончательно уходят в нервно-напряженный фон. Убийство осуществляется в ходе кокаиновой дуэли, «мисс чего-то там» фотографируются на фоне трупа, врывается спецназ, вместо Челлини «вяжут» белого кролика Фьерамоску. Труп оживает, всеобщая паника, занавес.
Все остальное — в том же безумном,криминально-гламурном духе. Черная комедия Василия Бархатова избежала и оперной условности (со всякими там помаваниями рук и рутинно-картинными позами), и нарочитой водевильности в духе Юрия Александрова. Это уже не театр, а кино, «Карты, деньги, два ствола» в переводе на музыку Берлиоза. Первая опера французского романтика, с ее зубодробительными партиями, устрашающе сложными ансамблями и хоровыми сценами, шумной и странноватой оркестровкой — вообще-то, форменное испытание для слушателя. Но в концертном зале «Мариинский» испытание обернулось наслаждением. Слушать и смотреть работу господ Бархатова, Марголина, Гуссэна, всех до единого солистов и оркестра попросту очень интересно от начала до конца. И как бывает с хорошим кино — хочется посмотреть еще раз.
Сам Сергей говорит, что устал петь и с удовольствием взялся за драматическую роль, сообщает канал «Культура». Ценители классической музыки благосклонно приняли новую редакцию спектакля, а вот поклонников группы «Ленинград» в зрительном зале видно не было. Как объяснил Сергей Шнуров, многим из них не под силу выдержать трехчасовую оперу. Быть может, любители творчества группы придут посмотреть на следующую версию спектакля, ведь Василий Бархатов говорит, что будет и дальше развивать «Бенвенуто Челлини». Не исключено, что в будущем Сергей Шнутов действительно споет со сцены Мариинского театра.
«Мариинский театр и группа «Ленинград» занимаются абсолютно одним и тем же делом — расширяют границы сознания. Что касается Бенвенуто Челлини, то известно, что он всегда носил с собой ножик. Я тоже ношу — вот и сходство в биографиях. А еще мне, как и ему, нравятся любые авантюрные штуки», — цитирует «Российская газета» комментарий самого Шнурова.
