Обозреватель «Власти» Григорий Ревзин не смог отказаться от предложения «Газпрома» посетить Петербург и на месте ознакомиться с проектом «Охта-центра». Увиденное и услышанное не изменило его отношения к проекту, но помогло понять мотивы и заказчиков, и архитектора.
C проектом «Охта-центра» я был знаком и до поездки. Я писал о нем то, что может писать порядочный человек, не зависящий от «Газпрома» материально, и напоминал об этом, когда меня приглашали. Но PR-службу «Охта-центра» это не смутило.
Меня сначала поселили в прекрасную гостиницу, потом долго, часто и вкусно кормили, возили по Неве пароходиком, а потом привезли на встречу с Филиппом Никандровым, главным архитектором проекта башни, чтобы он мне все объяснил.
Он объяснял мне, на полном серьезе, законы перспективы. Суть его объяснений сводилась к тому, что большой предмет, будучи далеко, выглядит маленьким. Эту несложную мысль он излагал с известной обреченностью профессора, которому подсунули злостного двоечника.
Он показывал картинки, на которых башня «Газпрома» выглядела очень маленькой на фоне шпиля Петропавловского собора, если стоять рядом с Петропавловским, и очень маленькой по сравнению с Исаакиевским собором, если стоять рядом с Исаакиевским, и даже очень маленькой рядом с мордой Сфинкса у Академии художеств, если стоять рядом со Сфинксом.
Я по образованию искусствовед и знаком с перспективой. На всякий случай сообщаю читателю, что это технический прием рисования, основанный на двух допущениях. Во-первых, на том, что человек — одноглазое существо. Дело в том, что когда у человека два глаза, то он может оценить расстояние до предмета, попавшего в поле его зрения, а когда один — то нет. Во-вторых, что человек — безмозглое существо. То есть, когда он видит картинку, он не в состоянии понять, что видит. В частности, что находящийся вдалеке предмет не такой маленький, каким он кажется рядом с предметом, находящимся вблизи.
Но Филипп Никандров излагал эти законы не как приемы рисования, а как законы человеческого зрения. Обычно человек овладевает навыками бинокулярного зрения к шестимесячному возрасту и корректирует их, когда полностью обучается ходить, то есть получает моторное представление о расстоянии.
Если к полутора годам ребенок не понимает, что находящийся вдалеке предмет больше, чем он занимает места в поле зрения, это повод идти к психиатру. И пока Никандров говорил, я все пытался понять, он искренне считает жителей Петербурга одноглазыми дебилами, которые, глядя на 400-метровую башню в пяти километрах от Сфинкса, подумают, что она очень маленькая, или валяет дурака?
На пути из Петербурга я случайно встретил в Пулково писателя Александра Архангельского, который приезжал в город в надежде спасти от Валентины Матвиенко дом Дельвига на Загородном проспекте. Архангельский мне сказал, что уже не верит в искренность архитекторов, особенно тех, которые строят по заказу власти.
Он был ужасно грустным, потому что когда-то, в 1991 году, дом Дельвига отстоял Дмитрий Лихачев, а теперь Дмитрия Лихачева нет и, вероятно, памятник таки уничтожат. Но все же я думаю, что Филипп Никандров был совершенно искренен. Он действительно считает, что граждане, увидев, какая башня маленькая, подумают, что она почти совсем не влияет на исторический центр города, и будут счастливы, как дети, еще не научившиеся ходить.
Я почему так думаю? С одной стороны, потому что он очень много рассказывал про картинки с башней. 18 октября по «Первому каналу» в программе «Воскресное время» показали сюжет «Сорвало башню», и там демонстрировались враждебные картинки с башней «Газпрома», которые ему совсем не понравились.
На некоторых, где башня нависает над Смольным собором, по его мнению, все некорректно, потому что поле человеческого зрения больше, чем показали, и если брать все поле, то уже не так сильно нависает. То есть так же, но видно хуже, а потому не так страшно.
На других, где башня торчит в перспективе Невы, ему показалось, что угол шире угла человеческого зрения, а если взять правильный угол, то башня не влезет. То есть навыки человека к чему-нибудь присматриваться, а также двигать глазами он не учитывает. Он считает, что какую гражданам картинку покажешь, так они и будут думать. Мне кажется, что неискренне так действовать невозможно. Как-то это слишком наивно.
Это с одной стороны, а с другой — он сомневается и в других элементарных навыках собеседников. Например, он достаточно долго объяснял, что сама необходимость строить башню вызвана требованиями безопасности, потому что «Газпром» — такая структура, что очень нужна безопасность. Вот в офисе на улице Наметкина в Москве — там и до ближайших дорог сто метров, и охраняемый периметр, и простреливаемая территория, и ров с водой — мышь не проскочит.
А дальше стал объяснять, как много даст башня «Охта-центра» городу, потому что внутри будет и археологический музей, и каток, и общественная зона, и смотровая площадка вверху, и все горожане смогут всем этим пользоваться и радоваться как дети. То есть человек совсем не верит в мою способность понять, что из А следует Б. Я его спрашиваю, а как же безопасность, если любой может зайти? Туфта, что ли, все ваши общественные зоны? А он мне в ответ: я не могу раскрывать вам секретные меры безопасности.
Главное, говорит, чтобы не проехал грузовик со взрывчаткой, а шахидов мы будем отлавливать другими методами. Не знаю, приходилось ли вам в России пытаться пройти в штаб-квартиру любой компании без пропуска, но это можно попробовать в любом другом месте. А вот бывали ли вы на катке, где работает режим отлавливания шахидов? Непередаваемые ощущения, полагаю.
Я думаю, авторы газпромскреба считают людей, которых им приходится убеждать в замечательности своего предмета, одноглазыми недоумками совершенно искренне. Мне хотелось понять, что они думают про себя.
Господин Никандров по ходу своего рассказа сначала сравнивал газпромскреб с бриллиантом. Ну потому что он весь граненый и сияет как алмаз. Потом ему вспомнилось барокко. Там, на месте постройки, была пятиугольная крепость Ниеншанц, которая кажется архитектору произведением барочной фортификации, а он берет план этой крепости, обобщает его до пяти квадратиков, потом начинает закручивать по одному градусу на каждый этаж — и получается как бы цветочек, барочная виньетка. Это, по его мнению, очень гармонирует с ансамблем Смольного монастыря Растрелли, который тоже произведение барокко. Хотя, вероятно, это вертолетная гармония, потому что газпромскреб принимает форму цветочка, только если смотреть на него сверху строго по оси шпиля, но связь с барокко несомненна.
Кроме того, опять же по мнению Филиппа Никандрова, газпромскреб напоминает картины Павла Филонова, на том основании что изображение у Филонова дробится на мозаики, и в окнах газпромскреба будет так же.
Так бывает, что большой мастер создает что-то такое небесно замечательное, что и сам не в силах описать. То смотрит на свое творение — ну бриллиант, чистой воды бриллиант, а то другой раз подойдет — и что-то филоновское почудится.
Но в любом случае чувствует: хорошо получилось. Остальной Петербург господин Никандров не очень жалует, он так сказал: это памятник градостроительный, отдельные здания интереса не представляют, потому что глубоко вторичны, но в целом интересно.
А свое изделие, 150-ю реплику хай-тековского небоскреба поколения 1990-х, из тех, что уже навтыкали повсюду в Европе и Азии, он, несомненно, считает великолепно оригинальным произведением, которое прославит этот вторичный городишко. Это все понятно, и надо сказать, известное завышение самооценки свойственно многим людям искусства. Но в том, как человек рассказывает о своем творении, невольно проявляются некоторые неосознанные установки, которые бывает полезно выявить.
Помимо перспективы второй главной темой Никандрова была идея доминанты. Собственно, это еще с утра началось, сразу после завтрака.
Утром нас привезли в офис «Газпрома» на Английской набережной, где Никандрова еще не было, и показали фильм «Доминанта». «Любой житель Петербурга скажет вам, что здесь нельзя было строить выше карниза Зимнего дворца, 21 метра,— произносил закадровый голос.— А как же замечательные доминанты города? Высота шпиля Петропавловского собора — 121 метр, высота купола Исаакиевского собора — 102 метра. Как они могли появиться?»
Этот фильм «Газпром» крутит на встречах с трудящимися на предприятиях, там после высоты шпилей сразу про сумму инвестиций в город. Потом ту же тему развивали во время экскурсии на пароходике по Неве. А аргументы Никандрова уже как бы закрепляли пройденную тему — он объяснял, что высотный регламент создан для рядовой застройки, а всегда были сооружения, которые его нарушали и являлись доминантами, и вот таким и будет газпромскреб.
Все доминанты города, о которых они говорили,— это храмы. То есть «Газпром» совершенно сознательно хочет доминировать над городом и заменять собой храм. Причем «Газпром» хочет быть самой высокой доминантой, 400-метровой, перекрывающей все храмы. Они хотят, чтобы город поклонялся «Газпрому», чтобы вместо Петербурга был Газпромбург.
8 октября министр культуры РФ Александр Авдеев стал героем, заявил, что Министерство культуры категорически против строительства 400-метрового предмета, и передал документы о нарушении закона об охране памятников в прокуратуру. Это выступление продемонстрировало всем заинтересованным лицам поразительную вещь. Оказывается, это вовсе не проект Путина и Медведева. Оказывается, это только проект Алексея Миллера и примкнувшей к нему Валентины Матвиенко.
Я думаю, что сегодня мы можем с очень высокой долей вероятности реконструировать, что сказал Путин в ответ на идею Миллера. Он не сказал ни да, ни нет, и попросил, чтобы было полностью соблюдено законодательство.
То, как отреагировал на события «Газпром», более чем показательно. Он не стал брать паузу и пытаться кулуарно договориться. Он снова стал работать с журналистами. Он вновь развернул агитацию. Реакцию министра Авдеева, реакцию прокуратуры, реакцию интеллигенции, реакцию жителей восприняли как сбой компьютерной программы, досадное недоразумение, и решили перезагрузиться. И пройти все по второму разу.
Забавные люди. Они хотят построить крепость на берегу и царить над городом, и при этом уверены, что им удастся убедить жителей, что это хорошо. Они считают жителей жадными недоумками. Они думают, что показав гражданам картинки, где «Газпром» кажется маленьким, а Сфинкс большим, они кого-то в чем-то убедят. Они думают, что если посулят горожанам каток внизу своей штаб-квартиры, те им поверят. Они думают, что сумма налога, уплачиваемая «Газпромом» в бюджет города так велика, что вся гордость Петербурга за свою историю будет с радостью за это продана.
Слушайте, господа, соблюдение законодательства — это не когда нужно выполнить ряд формальных процедур, а потом делать чего хочешь. Поверьте, с XVIII века в Петербурге была масса таких, которые всех вокруг считали идиотами, а сами хотели быть как боги. Это не для рядовых людей написан закон, что нельзя строить выше Зимнего дворца, у рядовых нет денег это сделать. Это как раз для вас написано.
Компьютер перезагружать не надо — вы упретесь в ту же точку. Ошибка не в программе, программа работает корректно. Ошибка — вы сами. Вы вирус, считающий, что антивирус написан не для него.