Встреча Нового года, несмотря на идеологические пристрастия разных эпох, остается событием одновременно общим и приватным, ностальгическим и счастливым, шумным и интимным, сообщает ИМА-пресс. О том, что этот гармонический баланс никогда и никем не может быть ни на йоту поколеблен, свидетельствуют представленные на выставке фотографии, посвященные новогодним праздникам XX столетия.
Это фотографии, фотоколлажи, семейные альбомы, различные варианты открыток: дореволюционные и советские, отпечатанные в типографии или изготовленные кустарями, пишет сайт «Государственного центра фотографии».
Так, элегантные дамы и господа, запечатленные австрийским или немецким мастером, с муляжами новогодних подарков в руках стали героями европейских открыток, которые в дореволюционное время продавались в российских городах.
Старые новогодние открытки, как европейские, так и русские, станут немалой ценностью после революции, когда встреча Нового года окажется под запретом вплоть до 1935-го, приняв после опалы неожиданно идеологический облик – праздника радостного и счастливого детства в стране социализма. (Фотография встречи 1936 года семьей советского офицера представлена на выставке, как бесспорное доказательство реабилитации самого праздника и новогодней елки как его символа.)
Одним из свидетельств того, что ни директивы государства, ни военные годы не вытеснили память о празднике, как о семейном, лирическом событии может послужить трансформация, которая произошла с открыткой начала ХХ века, изображающей двух прекрасных дам в длинных платьях. Сначала безымянный кустарь переснял изображение с оригинала, потом раскрасил таким образом, что на фоне появилась новогодняя елка, и, разумеется, подписал: «С новым 1944 годом!» Время, впрочем, здесь тоже сказало за себя – в характерном для послереволюционной орфографии воспроизведении названия праздника – до 1917 года слова в поздравлении всегда писались с больших букв.
А открытки советского производства, первые из которых появятся в тридцатые, будут уже совсем иными, с крепкими лыжниками и фигуристами, реже танцующими парами. И все же изображение безмятежно счастливого ребенка по-прежнему оставалось главным знаком наступающего Нового года в СССР.
Довольно дерзкими коллажами, совмещающими в единое изображение Деда Мороза, связку воздушных шаров и какую-нибудь цирковую обезьянку, отмечен труд наших художников в пятидесятые, а вот в шестидесятые дизайн существенно меняется. Ледяное безмолвие зимних пейзажей едва ли не вытесняет людей. Заметим, что фотографический хит советских семидесятых – еловая ветка рядом с горящей свечой и стеклянным шаром явно напоминает нам о едва ли не первой новогодней игрушке – знаменитом саксонском стеклянном шаре шестнадцатого века.
Образ зимы, заснеженного леса, возникающего в воображении за привычными новогодними символами, неизбежно подсказывает восприятие зимней фотографии рубежа XIX-XX века как фотографии новогодней. Эти ранние опыты ценны, прежде всего тем, что снимать зимой при естественном свете было тогда технически крайне затруднительно. Но как фотографии на пленэре, так и сделанные в павильонах на фоне рисованного задника с зимним пейзажем, подкупают сегодня торжественным, праздничным настроением моделей – дам в элегантных манто и их спутников в тяжелых шубах.
Однако не чинный, а карнавальный характер нарядов, стихия волшебных преображений, передавшаяся праздникам XX столетия от старинных святочных игр, заставляет нас сегодня всматриваться в новогодние фотографии разных периодов советской истории. «Мальчики-зайчики» и «девочки-снежинки» из утренников эпохи заката брежневской империи не в счет. Дети – главные герои и комедианты домашних новогодних празднеств с наслаждением играют во всяческих «медведей», «японок и китаянок» и, конечно, в «избушки на курьих ножках».
Выставочный зал Государственного центра фотографии
20.12.2007 — 27.01.2008
Большая Морская ул., 35
Открытие 19 декабря в 18.00
