На пресс-конференции Евгений Хавтан сурово осадил представителя организаторов, объявившего, что выступление «Браво» будет посвящено двадцатипятилетию группы: «Старик, я сейчас сам все расскажу. У нас завтра рядовой концерт в Петербурге. Всему свое время». Было непонятно: не то господин Хавтан не любит юбилеи, как и многие артисты (все равно устраивающие такие концерты), не то в обозримом будущем нас ожидает нечто совершенно из ряда вон выходящее. Судя по тому, что питерские зрители увидели в БКЗ «Октябрьский», наверное, стоит исходить из второго варианта.
Накануне господин Хавтан — не просто гитарист, но и заядлый коллекционер — рассказывал, что свои полсотни гитар он собирал по простому принципу: смотришь, скажем, на каких инструментах играли великие, и подбираешь точно такие же — никогда не ошибешься, пишет «Коммерсант». То, что на словах выглядело снобизмом, живьем дало не сто, а все двести процентов качества. Настоящий «гибсон» 1953 года, чудной формы Vox с усилителем той же фирмы и заказной «фендер» в руках одетого морячком и ненавязчиво принимающего картинные позы Хавтана заставляли с печалью вспоминать времена, когда Китай еще не освоил производство гитар. Звука такой чистоты от русских групп не приходилось слышать уже давно — на «Браво», казалось работали все полвека, прошедшие с тех пор, как были выпущены эти гитары и сформировался стиль, вынесший «Браво» в звезды.
Для создания правильного настроения над сценой были развешаны портреты веселой худышки Твигги и не в меру серьезного — по контрасту с происходящим — Джеймса Дина, а позади Евгения Хавтана висел британский «юнион-джек». Не меньшую роль в создании атмосферы сыграли и танцы в оркестровой яме — на такие уступки БКЗ идет нечасто, но без твиста в случае «Браво» никак нельзя было обойтись. Вообще надо было видеть корпулентных мужчин в возрасте, пулей вылетающих со своих мест и отжигавших покруче молодежи. Едва ли не половина аудитории была ровесниками не столько артистов — чего вполне можно было ожидать, — сколько самой группы.
«Браво» — одна из немногих групп, у которых был не один, а целых два «золотых периода». Жанна Агузарова, как известно, уже давно проживает не то на Марсе, не то еще где-то, но без Валерия Сюткина, заявленного спецгостем, не обошлось. С ним группа единым блоком сыграла все главные песни 90-х, не упустив ни одной — от «Московского бита» до «Васи». В последнем случае на сцене нарисовался и хулиган Билли Новик, сообщивший, что «забыл сегодня свою \’крошку\'» (в смысле, контрабас), но ударно отхрипевший пару куплетов. Как шоумен, Сюткин способен моментально «убрать» нынешнего солиста группы Роберта Ленца, харизмы у него побольше, да и с залом он умеет работать лучше. Но зато Ленц гораздо лучше подходит к достаточно сдержанному и несколько англофильскому стилю, в котором в последнее время работает «Браво». Так, одна из новых исполненных песен оказалась на английском. Судя по всему, от нового альбома группы стоит ожидать уже не столько твиста, сколько поп-рока, отшлифованного к тому же британскими мастерами.
В конце концерта самых красивых и смелых зрителей из оркестровой ямы попросили на сцену потанцевать под «Держись, пижон». Ажиотаж возник нешуточный — смелых было много, хотя настоящих пижонов можно было пересчитать по пальцам. Уже когда на сцене собралась порядочная толпа, басист Дмитрий Ашман лично обратился к охраннику, старавшемуся удержать запоздалых охотников: «Пустите этого парня в галстуке!». С выбором он не ошибся — парень в галстуке дал жару. «Дорогу в облака» снова спел Сюткин, пообещавший ранее вернуться, если позовут. А на десерт были, как водится, «Черный кот» и «Ну вот и все».
Приходится признать — это было эталонное мероприятие. На подобные выступления молодых артистов стоит выводить целыми группами, чтобы учиться уму-разуму на примере старших. При этом даже почтенный возраст музыкантов особого значения не имел, ибо хорошие песни и отточенная годами техника времени оказались неподвластны. На память приходит давно известная вещь: «Как вы яхту назовете…» Похоже, это все-таки не шутка.
Евгений Хавтан: «Важно, как ты ощущаешь себя во времени, а не то, что время думает про тебя» (Из интервью изданию «Российская газета»)
— «Браво» с самого начала была поп-группой — не по образу жизни, но по стилю. Сложно ли было жить в рок-подполье с такой эстетической позицией?
— К моменту, когда меня позвали в «Браво» — тогда этот коллектив назывался «Постскриптум» и в нем пел Гарик Сукачев, — это была группа длинноволосых рокеров, с которыми у меня вроде бы было мало общего. Я начал среди них подрывную деятельность по пропаганде своих взглядов на музыку. Собственно, после первых мутаций в сторону «новой волны» Сукачев ушел из группы: по тому, как сейчас разошлись наши дороги, видно, кто чего хотел добиться. Но тогда вообще вряд ли кто-то из тех, кто начинал в одно с нами время, заранее продумывал, кем ему быть в искусстве. Хотелось просто что-то делать, не сидеть на месте. Пиком наших возможностей тогда были танцевальные вечера для заводчан в ДК «Мосэнерготехпрома», где мы тогда базировались.
— Но уже в 1986 году вы стали известны уже как ретро-группа, исполняющая рок-н-ролл и буги-вуги. Расскажите, как произошла эта мутация от «новой волны» к рок-н-роллу?
— А никакой мутации не было, по крайней мере в случае со мной. При всех моих гонках за модой и актуальными музыкальными новшествами я имел в подкорке как русскую классику середины века — Кристалинскую, Ободзинского, так и их зарубежных современников — Пресли, Бадди Холли. Так что в какой-то момент старые и новые ориентиры сошлись, и получилось то, что потом почему-то называли словом «ретро». Хотя вот лично мне этот термин даже в применении к нашим рок-н-роллам не очень понятен.
— Любой из ваших современников отдавал себе отчет в том, что заниматься рок- и поп-музыкой вне филармоний опасно, и вы, надо думать, не были исключением.
— Да мы чуть в тюрьму все не сели. За нами следили, после всех наших концертов я писал объяснительные записки — по какому поводу музыка, и откуда взялись эти толпы народа. Интересовались нами с двух сторон: КГБ искал в нашей музыке идеологический подрыв, а ОБХСС пытался прищучить нас за мошенничество с билетами. Как я потом понял, из нашей группы решили сделать страшилку, показать остальным, что может быть с группой, которая «не договаривается», не литует свои тексты и позволяет себе свободно самовыражаться. В начале 1984 года состоялся самый трагический концерт в нашей истории: прямо во время концерта вошли около сотни милиционеров, разделили зрителей и публику, нас загнали в гримерки и отделили друг от друга. Допросили и сразу же вручили повестки на Петровку, 38, где продолжились допросы. Дело тянулось года полтора, пока не было закрыто за неимением серьезных улик против нас. Было страшновато — в это же время сел в тюрьму Леша Романов из «Воскресенья»: его просто схватили у выхода с концерта, пришили дело и кинули за решетку. Мы еще дешево отделались — повылетали из институтов и с работ.
— Вас ведь исключали из МИИТа несколько раз…
— Да, второй раз это случилось после концерта на даче у Александра Липницкого (Суходрева, знаменитый рок-деятель 80-х, один из основателей группы «Звуки Му» и автор московского прорыва группы «Аквариум») на Николиной Горе. Был его день рождения, концерт должен был проходить в местном клубе, но туда явились полковники (!) КГБ и человек, который до этого беседовал со мной по идеологическим вопросам на Петровке. Пришлось ретироваться на дачу, где уже, конечно, все оторвались по полной. Территория дачи была огорожена, и туда они не сунулись, но мы видели, как щелкают камеры, и уже махнули рукой: никуда от них не денешься. Меня после этого концерта в институте вызвали в комитет комсомола, где сидело несколько «серых пиджаков». Стали допрашивать: «Вы играли у Липницкого?» — «Да нет, не играли»; — «Как же не играли, вот запись» — и ставят нам запись нашего выступления, комсомольцы.
— Не было ли соблазна уйти в глухую оппозицию, стать антисоветчиками на манер Егора Летова?
— Я уважаю подвиг этого человека, который он совершил в 80-х годах, но мне не близки его позиции. Я всегда был из другого теста. Меня интересовали оттяг, музыка 60-х годов, вечеринки, длинные автомобили — это был мой ответ тогдашней серости. Все, что мы могли — запираться в квартирах и танцевать рок-н-ролл, одеваться и вести себя так, как будто вокруг не застойные сумерки, а яркий карнавал жизни. Не диссидент я совсем. И никогда им не был.
— Но ваша опала продлилась недолго: уже в 1987 году советская власть ничего не могла с вами сделать, а людям уже страшно понравились ваши рок-н-роллы и голос Жанны Агузаровой…
— «Аквариум», как известно, сломал стену после того, как пробился через музыкальный ринг. Для нас точкой прорыва стал концерт «Счет 904» в помощь Чернобылю, на который нас пригласила Алла Борисовна Пугачева и после которого мы вдобавок к серьезной, всесоюзной славе получили еще и иммунитет от преследования: все шлюзы открылись. Мы сыграли две или три песни, концерт показали во многих странах мира. Все. После этого начались съемки, концерты, бесконечные концерты и полная упоения свободная жизнь.
— Многое ли для вас изменилось с падением Советского Союза?
— Ни-че-го. В начале нашей деятельности был накоплен некий личный запас ценностей — порядочность, верность, любовь, который сделал меня человеком, который потом ни во что не конвертировался ни при каком строе: я пишу песни все на той же гитаре, которую мне подарили в незапамятные времена родители. Зато многое менялось вокруг — люди стали выглядеть по-другому, музыкальная индустрия перестроилась в корне.
— Не страшно вам от юбилейной цифры? Для группы 20 лет — это много.
— Я вот смотрю на другие юбилеи, и у меня они почти никогда не вызывают энтузиазма. Страшно. Только если об этом думать, с ума можно сойти. От юбилейной бронзы не уйдет никто. Но важно, как ты ощущаешь себя во времени, а не то, что время думает про тебя.
— Вам не сложно существовать в сегодняшней звуковой среде?
— Я не собираюсь оставаться в каком-то одном звуке, мне интересно все время наливать новое вино в мехи. Но ведь дело в том, что в нынешнем звуке очень много от того, чем мы занимались несколько лет назад. Посмотрите, нынешние главные рок-группы White Stripes и Franz Ferdinand пишут на своих обложках «No computers» и исповедуют психоделический звук 60-х. Время больших открытий и радикальных экспериментов в музыке закончилось лет пять-десять назад. Последним открытием был рейв, да и то в электронной музыке.
— В Кремле соберутся не только ваши друзья, но и все вокалисты, которые когда-либо работали с вами. Ностальгии не испытываете от таких встреч, не хочется снова вместе поработать?
— Сейчас — нет, а вот когда мы впервые воссоединились с Жанной после долгого перерыва — было дело. На самом деле нам очень повезло: мы ни с кем не прощались со скандалом, и каждый, кто к нам придет на юбилей, — наш большой и любимый друг. Обратите внимание, у всех после нас дела пошли хорошо — Валера Сюткин выступает, Женя Осин хорошо держится, Жанна занимается музыкой; всем, мне кажется, помогает тот заряд, который им дало «Браво». Есть и новые друзья — Дима Спирин из «Тараканов» несколько песен написал для нас, одну — для моего сольного альбома, другая — ее премьера состоится в Кремле — для нового альбома.
— Был ли в жизни «Браво» период, о котором хочется вспоминать меньше всего?
— Разное бывало. Есть зато такой, который вспоминать как раз хочется — это самые первые годы. Когда мы еще только выходили из подвалов и в свои 20 с небольшим лет становились звездами. Знаете почему? Все вокруг было абсолютно непредсказуемо. Мы никогда не знали, что будет с нами завтра.
