В связи с отсутствием в городе подходящего зала для исполнения новой камерной музыки, современные композиторы осваивают неожиданные концертные пространства. «Институт Про Арте» опробовал акустику полусферы Планетария. Музыканты из его eNsemble подобрали соответствующую программу — «Знаки Зодиака» Карлхайнца Штокхаузена для скрипки и аккордеона, пьесу «Mikka S» Яниса Ксенакиса для скрипки соло, «Перводвигатель» Бориса Филановского для аккордеона соло и специально написанную к концерту пьесу Михаила Крутика «Collisions» для камерного ансамбля. Вся эта музыка так или иначе связана со звездным небом. Так, «Перводвигатель», по задумке Бориса Филановского, — это «дантевская неделимая абстрактная точка (il primo punto), запускающая сферы и небеса», пишет «Коммерсант».
У Михаила Крутика «сближения и столкновения тембров и скоростей движения музыкального материала приводят к рождению новых звуков и созвучий, подобно образованию новых галактик в космосе». «Mikka S» Яниса Ксенакиса состоит из мельчайших фрагментов, чьи звуки организованы относительно друг друга согласно различным системам теории вероятности. Ну а название цикла пьес Карлхайнца Штокхаузена «Знаки Зодиака» говорит само за себя.
Первые же звуки обнаружили великолепную акустику зала (фото: www.planetary-spb.ru). Они извлекались словно не из инструментов, а из какой-то акустической системы класса dolby surround. В зависимости от характера звуков — тембра, громкости или продолжительности — они доносились как бы из разных источников. Тихие протяжные звуки равномерно заполняли слуховое пространство, словно доносясь из наушников. А громкие короткие отталкивались от полусферы, атакуя слушателя с разных сторон. Полутьма в зале с пульсирующими всполохами света и сложные траектории звукодвижения в поднебесном пространстве Планетария создавали эффект своеобразного ритуала поклонения звездам и планетам.
Михаил Крутик (скрипка), Елена Григорьева (виолончель), Ренат Раков (кларнет) и Сергей Чирков (аккордеон) мастерски и непринужденно разобрались со сложными партитурами. Оттого что все оттенки звука в этой планетарной акустике хорошо прослушивались, можно было составить самое детализированное впечатление о каждой музыкальной идее, о подробностях конструктивной работы композиторов. И было ведь к чему прислушиваться: космическая тема мобилизовала авторов на научный подход к композиции. И классики музыки ХХ века Ксенакис и Штокхаузен, и молодые петербуржцы Крутик и Филановский относятся к космосу не как к обители богов, а как к объекту научного познания. Поэтому внутренняя организация их музыки сродни игре формул, а слуховое впечатление от нее околдовывает сродни телескопическим фотографиям далеких галактик и туманностей.
Последнюю пьесу из штокхаузеновского цикла музыканты сыграли в темноте, под высвеченное тысячами лучей звездное небо, медленно вращающееся под куполом Планетария. И когда они закончили, в зале надолго повисла мертвая тишина, ставшая иллюстрацией той вселенской тишины, что застыла не в имитируемом, а в реальном межзвездном пространстве. Этот несколько театральный ход произвел в финале концерта эффект маленького катарсиса. Музыкантам, таким образом, удалось задействовать не только акустику Планетария, но и завораживающую символику его рукотворной вселенной.
