Начальник отдела канцелярии главы правительства Тувы, журналистка по профессии, женщина по имени Саяна избита в Петербурге скинхедами. Об этом корреспонденту АЖУРа сообщил правозащитник Руслан Линьков.
Как рассказал Линьков со слов самой Саяны, она приехала в Петербург к своим знакомым на несколько дней. В субботу около 14 часов она спустилась в метро, на станции «Невский проспект» села в поезд в сторону «Проспекта Просвещения». За ней в вагон вошли два молодых человека, выглядевшие как скинхеды, стали ходить по вагону и присматриваться к пассажирам. Они приметили Саяну, уже на «Горьковской» дали сигнал своим подельникам, находившимся на платформе, и в вагон зашли еще шесть человек. По словам Линькова, ввосьмером они принялись избивать Саяну прямо в вагоне на глазах у остальных пассажиров. Один из избивавших периодически контролировал двери в вагоне, чтобы никто не вышел. Мужчина, сидевший рядом, попытался заступиться за девушку, и после этого скинхеды переключились на него. Остальные пассажиры делали вид, что ничего не происходит, отметил Линьков, ссылаясь на слова самой пострадавшей.
На станции «Черная речка» Саяне удалось вырваться из вагона. Скинхеды же продолжали избивать мужчину, рассказывает Линьков. Уже на платформе «Черной речки» к Саяне подошел мужчина лет 50 на вид, показал ей на своем мобильном телефоне видеозапись того, как ее избивают, сказал, что ей еще повезло, и удалился. Линьков предполагает, что этот мужчина специально ехал со скинхедами и записывал происходящее.
Саяне удалось добраться до станции «Проспект Просвещения», где она обратилась в ГУВД на метрополитене, однако милиция, по словам Линькова, отказалась принять у нее заявление, объяснив, что «у нас скинхедов нет».
У Саяны зафиксированы множественные гематомы: по ее словам, ее били, в основном, ногами – ботинками с металлическими насадками.
Вот что сама Саяна пишет о происшедшем:
«В метро — за смертью
Я ищу человека, спасшего мне жизнь. Я не знаю на каком он свете. Мы были случайными попутчиками в питерском метро.
Канун выборов. Выходные. Тишина. Реклама неназойлива. Вот напротив стоит молодой человек, скорее даже подросток и держит яркую «единороссовскую» газету. Вычурность в том, что он разворачивает ее слишком явно «на публику», предвыборных газет нигде уже не раздают, поэтому таскающий с собой старый номер и читающий ее в метро может быть только одним – передвижной, живой рекламой, к которой неприменим закон. Читать все, что вздумается нам еще не запрещают. А вот так навязчиво обрабатывать если не слух, то глаз в местах массового скопления – подсовывая яркую партийную эмблему – вполне узаконенное нарушение закона. Но я люблю совсем другое чтение. На моих коленках «Дело» с Самуилом Лурье. Его «Обострение классовой борьбы» я не успеваю дочитать, потому что два массивных ботинка останавливаются передо мной и на плохом, но понятном английском звучит «фак», «блек» и прочее «вон из России».
Поднимаю глаза. Классический российский скинхед. Бритая голова, черная куртка, ботинки и взгляд. Нехороший такой взгляд. Ровесник моего старшего сына. Его маме должно быть, как и мне 42. Мы смотрели одни и те же фильмы, сдавали одинаковые экзамены, ездили в пионерские лагеря и пели там про дружбу у костра, примерно в одно время получали дипломы, выходили замуж и рожали своих первенцев. Теперь наши дети подросли. Мой сын учится в Китае. Чтобы не стать мишенью для «наших фашистов». Прицел в питерском метро 1 декабря вместо него свелся на мне. А я люблю этот город. Я приезжаю к нему иногда без всякого повода. И говорю ему на перроне всегда – здравствуй, и езжу бездумно в метро, не думая о том, что это опасно. Хотя об опасности легитимизированного фашизма в стране, знаю, может быть больше многих. Не только потому, что я – журналист. Не только потому, что видела, как привозили из Москвы гроб с телом забитой скинхедами тувинской студентки. Распухшая голова не помещалась в посмертное ложе, а тело с гуттаперчевой готовностью складывалось, как у тряпичной куклы, потому что были переломаны все кости. Первокурсница иняза успела только деликатно сообщить по телефону мужу сестры – коренному, безукоризненно голубоглазому, светлокожему москвичу только три слова: кажется, у меня проблемы… После этого телефон замолчал навсегда. Его не забрали. Как и деньги. Отняли только жизнь.
Увидев дополнение к словам в виде разворачивающейся для удара ноги, я вскочила, и, намотав на руку массивный и дорогущий, черт, фотоаппарат (общественное имущество, выданное мне со скрипом, лишь потому, что я должна была сфотографировать духовного лидера буддистов Его Святейшество Далай-ламу в Индии) предостерегла: «Только попробуй, негодяй». Русская речь от «фак, блек» затормозила умственную деятельность решительного юноши, но ненависти не поубавила. Он включил другой режим, в котором впрочем, был тот же скудный лексикон. «Россия – для русских! Зиг Хайль!». Он еще поупражнялся в попытках лягнуть меня ногой, но на «Черной речке» вдруг вышел. Его последние экзерсисы в виде выставленного среднего пальца и матов я попыталась снять на аппарат, но он вместе с напарником трусливо стал скрывать лицо.
Колонку Лурье я так и не дочитала. Потому что на следующей станции в вагон ввалились уже 8 или 9 фашистов, и я услышала тот же трусливый голос: «Вот она!» Ребенок моей ровесницы указывал на меня. Он успел пересесть в соседний вагон и доложить по телефону обстановку и намеченных жертв. Зондеркоманда прибыла быстро, вероятнее всего, ожидая звонка в соседних вагонах. Там ничего интересного не было. Лупить пенсионеров со славянским лицом – команда еще не родилась, но когда перебьют всех, кто «не наши» очередь дойдет и до них. Потому что «отстой», потому что беззащитны, потому что просто мозолят глаза и бабушка в детстве нотациями «доставала». В память о ней и будут лупить. Все как в знаменитой абсурдистской пьесе «Носорог». Ненависть как цунами, раз рожденная не остановится на пол-пути, пока не слизнет все, что окажется в радиусе ее запала. Кстати, Россию чаще стали называть Абсурдистаном. Одно из слэнговых словечек нового времени.
Не хочу описывать, как сжимается в комочек, в эмбрион тот, кого наметили убить. Как мой сосед, оказавшийся с не очень русским лицом, вместо меня, успевшей выскользнуть из живого клубка ненависти с криком – помогите, не стойте, пожалуйста, вызовите милицию, пожалуйста спасите нас, нажмите стоп-кран, остановите – стал мишенью дружных ударов двадцати ног. Я разглядела его «неправильное» лицо только потом, на фотографиях, которые успела сделать, пока препиралась с первым фашистом — разведчиком. Сосед попал профилем во все снимки. Я не знаю, жив ли он. Куда они выволокли его избитое тело, на глазах у молчавшего и отводившего глаза вагона. Его пинали на протяжении всего перегона между двумя станциями. Эти пять или сколько их там минут, мне казались бесконечными, как в «Списке Шиндлера». Вы помните дерьмо, в которое погрузился ребенок, цеплявшийся за жизнь? Я была в этом дерьме. Оно переполняло вагон. И мне тоже было нечем дышать. Ни одна из симпатичных молодых женщин, с хорошими интеллигентными лицами, мужчин, с крепкими руками и плечами, никто из этого множества взиравших на расправу не ответил на просьбу нажать всего на две кнопки телефона. «02»
Меня спас не только сосед – то ли живой сейчас, то ли убитый на месте. Ввинтившись за чью-то спину, я видела одного из фашистов, сторожившего дверь. Он легко было бы меня обнаружил, если бы человек стоявший передо мной – и слышавший шепот – спасите меня, пожалуйста, не выдавайте – сдвинулся хотя бы на сантиметр. Человек простоял до конца «ветки», пока вагон совсем не обезлюдел. Он ничего не сказал мне. Просто стоял и прикрывал спиной. Хотя мог и отойти, как делали все, к кому я бросалась за помощью. Ты прячешься, а ряды, вместо того, чтобы сомкнуться, расступаются и эта убийственная «вежливость», когда с тобою никто не желает соприкасаться и спасительные стенки разваливаются на глазах при твоем приближении – самое страшное открытие, из тех, что я обнаружила в поведении человека разумного. В питерском метро. Среди белого дня. В день, не объявленный началом войны с инородцами.
Я не хочу вспоминать про милиционера с «Проспекта Просвещения», как бы не понимавшего значения слова «фашист» и позвонившего в линейное отделение на «Черную речку» только после того, как он ознакомился с двумя моими удостоверениями: международной карточкой журналиста и служебной, с гербом России и записью о месте работы с волшебным словом «Правительство». Никакого заявления он, понятное дело, принимать не мечтал. «Ничего не было». И я, украшенная следами рифленых ботинок на брюках и пальто перед ним была миражом.
«А вы не плачьте. Я всех их заснял. Это американцы специально дают деньги и заставляют молодежь так поступать» — сказал вдруг мужчина, вышедший следом за мной из вагона. «Если вы журналист, обязательно напишите про это». Мне показалось, что он, напротив, если и снимал все, то как контролер. Чтобы потом обсудить с “ребятами” проколы, “проработать” их.
Я ищу человека, спасшего мне жизнь – моего случайного соседа в вагоне метро, пытавшегося заступиться за женщину, несмотря на свое «конфликтогенное» южное происхождение. Я благодарна незнакомому питерцу, так же молча спасшему меня от расправы. Еще было радостно, от того, что люди, с которыми я дружу, оказались настоящими. Хотя, чтобы убедиться в этом, наверное, не обязательно садиться в вагон петербургского метро на линии «Черная речка» — «Проспект Просвещения» в день, когда фашистам разрешается проводить свой трусливый санчас.
Саяна».
Напомним, что об этом инциденте в ЖЖ Руслана Линькова написала неизвестная девушка, которая узнала об этом от пострадавшей по телефону. Через эту девушку Линьков нашел саму Саяну, помог ей добраться до травмпункта и с ее слов сообщил об инциденте корреспонденту АЖУРа.
В правоохранительных органах в субботу днем эту информацию опровергали.
Полмесяца назад в Петербурге был впервые отмечен День толерантности
Тогда губернатор Петербурга Валентина Матвиенко в специальном обращении к горожанам отметила что «…наш город славится своими интернациональными традициями, толерантным менталитетом и активной гражданской позицией горожан в противодействии экстремизму в межэтнических отношениях». По ее словам, «умение понимать людей независимо от их национальности, вероисповедания и взглядов — это и есть главный секрет знаменитой петербургской интеллигентности».
Также, как сообщает ИА «Росбалт-Петербург», Валентина Матвиенко напомнила, что в июле 2006 года городским правительством была принята Программа гармонизации межэтнических и межкультурных отношений, профилактики проявлений ксенофобии, укрепления толерантности. В этом году Петербург принял предложение ЮНЕСКО и присоединился к Европейской коалиции городов против расизма.
«Проявление толерантности все больше становится нормой для жителей Санкт-Петербурга. Мы любим свой город, дорожим его традициями, его имиджем. Уверена, что атмосфера межнационального согласия всегда будет отличать Петербург», — подытожила Матвиенко.
VK
OK
Telegram
Дзен