В постановке заняты актеры Молодой студии МДТ. В прошлом году к труппе МДТ прибавился «полуавтономный коллектив» в составе 15 молодых актеров, в основном это недавние студенты мастерской Льва Додина в Театральной академии, многие уже знакомы публике по премьерам МДТ прошлого сезона — Елизавета Боярская, Данила Козловский, Урсула Малка и другие, пишет «Коммерсант».
В интервью Пятому каналу режиссёр рассказал о том, почему он остановил свой выбор на малоизвестной комедии Шекспира.
– На самом деле это очень живой человеческий текст, который плохо знают. Сегодняшним молодым людям обнаружить в себе шекспировское ощущение любви не так просто. И мне показалось интересным попробовать прорваться к этой теме.
— Почему Вы вообще решили обратиться к жанру комедии? Ведь все остальные Ваши спектакли, это достаточно серьёзные вещи?
– Это история о любви, а любовь, вообще, вещь несколько комическая. Или сильно трагическая, или чуть-чуть комическая. Такая увлечённость другим, что ты не видишь, что рядом происходит. Это интересно. При этом, мы сегодня часто под комедией понимаем несколько другое. Мы понимаем нечто такое, что гомерически смешно, а жанр высокой комедии сегодня исчез практически со сцен театров. Это что-то другое. Это не комизм положений, это комизм самой жизни, но она так остро препарирует жизнь, эта драматургия, что даже в самом высоком чувстве обнаруживает и смешные его черты. И знаете, ещё здесь есть тяжёлая языковая история, потому что очень трудно всегда с переводами Шекспира на русский язык.
– Известно, что когда Вы готовите спектакль, Вы с актёрами очень сильно погружаетесь в материал. Что делать, когда готовишь комедию о любви?
– Большая проблема. Надо влюбить всех во всех. Потому что любить на сцене очень, на самом деле, нечасто получается. Я, например, в своей уже не такой короткой, как хотелось бы, жизни театральной, просто по пальцам помню моменты, когда я видел и верил в любовь на сцене, и меня это трогало.
Режиссер Лев Додин рассказал «Ведомостям» о том, что решил оказать доверие (пусть и не совсем так, как это сделай герой трагедии Шекспира) молодому поколению.
— Во второй половине 1990-х для МДТ настало время Чехова — и друг за другом вышли «Пьеса без названия», «Чайка», «Вишневый сад», «Дядя Ваня». Новое время вызвало Шекспира? Или это ваш частный порыв?
— Мне трудно об этом говорить. Трудно задним числом проконтролировать и оценить все импульсы и мотивы, которые приводят к спектаклю. Ты вдруг чувствуешь в себе необходимость взяться именно за эту пьесу, ни за какую другую — и ты за нее берешься. Но никогда до конца не знаешь, вызов ли это времени, как вы сказали, или просто твоя личная прихоть. Могу только сказать, что это довольно давнее мое желание, давняя потребность.
— Потребность в Шекспире или конкретно в «Лире»?
— В Шекспире, конечно, но ведь нельзя же заболеть Шекспиром вообще. Скажем, в свое время я не вообще Чеховым заболел, а его «Пьесой без названия», и двадцать лет эта болезнь длилась, пока не воплотилась в спектакль. А теперь вот «Лир». Великая история, грандиозная. Каждое время обнаруживает в ней свои смыслы, сообщает ей свой звук.
— Вы уходили от высокого романтического строя и слова?
— Конечно уходили. Обратно к Шекспиру. Борис Пастернак, автор замечательного перевода, настолько силен и красив, что его «Лир» — это уже в значительной степени Пастернак и в гораздо меньшей степени Шекспир. В Шекспире есть жесткость, прямота, даже, если хотите, — грубость, сталкиваясь с которыми русский стих испытывает сложности. Шекспир внутренне гораздо ближе русской прозе, чем поэзии, таково мое ощущение. Когда-то я думал о «Гамлете», и мы даже обсуждали это с Иосифом Бродским. Может быть, именно ему удалось бы совершить такой прорыв — соединить классичность с хулиганством и острым чувством современного. Но не сложилось. И занимаясь теперь «Лиром», я подумал о прозе. Опасностей мы создали себе много — ведь стих сам по себе способен создавать иллюзию некой общей поэтичности и темпераментности, прикрывая собой фальшь чувств и неточность мыслей. Этих возможностей мы себя сознательно лишили. Обрели ли новые — посмотрим. Но это тот случай, когда не стыдно, если не получится. Трудно все шло, очень трудно. Ведь головы буквально забиты штампами, привычными представлениями о том, «как надо играть Шекспира». Причем это уже в подкорке. Некоторые мои студенты, подозреваю, в жизни ни одного спектакля по Шекспиру не видели, но как только вышли на сцену попробовать — так сразу полное впечатление, что они Шекспира уже лет двести играют. Во всеоружии въевшихся театральных привычек, совершенно несусветных. И как пробиться через все это к главному? Я сейчас руками развожу — на газетной странице этого не видно…
— Роль короля вы отдали Петру Семаку. Не знаю, звучат ли у вас в новом переводе слова о том, что Лиру за восемьдесят. В любом случае Семак в два раза моложе, ему за сорок. Насколько для вас принципиален такой молодой — относительно — король Лир?
— Для меня важно, что он не дряхл. Хотя к финалу может и одряхлеть. Если бы у нас в труппе был актер того же масштаба, но постарше — было бы в чем-то легче. Возрастная внешняя достоверность пошла бы на пользу. Но в то же время в старом артисте могла зазвучать тема старости, старости как таковой, а этой темы не должно здесь быть, понимаете? Физическое угасание, потеря сил, слабость — это уже про другое. Есть внутренние закономерности, которые связаны не с буквальным телесным старением. А с принадлежностью к поколению, с тем, как это поколение соотносится со следующим. С твоим положением, наконец. Так получилось, что я рано стал заниматься режиссурой, преподавать, и поэтому я чувствую себя старшим уже много лет. Не старым, хотя, наверное, таким кажусь, но именно старшим. Я могу примерить на себя ситуацию Лира. Потому что — ну, дочки… ну, ученики… Но дело же не в буквальных соответствиях, правда? А в том, что волнующие меня проблемы я обнаруживаю в людях совсем не старых. Слабость физическая — это как раз то, с чем ты можешь смириться. А вот когда в тебе еще вовсю бурлят силы и ты это чувствуешь, а в то же время уже идет новое поколение, и не просто идет, а вовсю наступает, требует своего… Вот где, мне кажется, узел проблем, площадка столкновений.
Малый драматический театр — театр Европы
26.05 понедельник
28.05 среда
